Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Александр Сапаров Страница 38

«Ишь, уже набежали, – подумал я. – Хрен вам, а не лекции».

Но вслух сказал:

– Господин Траппа, как истинно православный я не могу решить такое дело без благословения церкви. Сейчас я занят, а когда найду время, обязательно посещу митрополита и испрошу у него разрешения на эти лекции. Если митрополит Антоний благословит меня, то я, конечно, приду и сообщу вам обо всем, что смог сделать за короткое время изучения великого искусства медицины.

Луиджи Траппа поклонился мне с кислым видом и, с любопытством оглядываясь по сторонам, пошел к воротам.

Мой ключник Федор с упреком сказал:

– Что же вы, Сергий Аникитович, над собой так измываться даете, пришел этот схизматик немытый, ни здрастьте, ни до свидания, вонь от него на версту, каким-то словом вас назвал… шарларан какой-то. Да у Дмитрия Ивановича его бы уже батогами попотчевали.

– Ты, Федор, заговорил, тебе и дело делать. Смотри, если этот вонючка с тропинки к воротам сойдет и пойдет что-то разглядывать, так бейте его без жалости, только чтобы живым остался, понял?

– Понял, – с просветлевшим лицом сказал Федор и, схватив приличный кол, двинулся вслед за итальянцем.

Минут через десять в вечерней тишине послышался звук ударов и какой-то поросячий визг. Из темноты к воротам рванулась неуклюжая толстая фигура, что-то вопящая на ходу, а сзади бежали два молодца и, охаживая по жирным бокам кольями, приговаривали:

– Не суй свой нос куды не надо, целее будет.

Ворота распахнулись, и, получив последний подзатыльник, доктор Траппа пропахал носом московскую грязь, смешанную с конским навозом.

Ворота закрылись, и за ними слышалось оханье бедолаги, решившего подсмотреть, что там у боярина делается в усадьбе.

Еще через несколько минут подошел Федор, уже без кола, но с таким довольным выражением лица, что я подумал: «Все-таки тяга к кольям, наверное, заложена в русском народе на генетическим уровне».

И я сразу вспомнил поездку в деревню на картошку, которая произошла в моей первой жизни, и палисадник вокруг дома культуры, совершенно лишенный какой бы то ни было ограды – после танцев все колья из него были выдернуты и употреблены на дело защиты того, что каждый счел нужным в тот момент защищать. К своему удивлению, и я поддался этой тенденции и, крутя колом над головой и крича всем известные слова про маму, обрушил свое орудие на голову какого-то деревенского парня.

Травм, наверное, было мало, потому что предусмотрительные работники дома культуры специально строили заборчик из легких жердочек, которыми особо сильные травмы нанести было сложно. Но тем не менее пробитых голов хватало.

Подошедший Федор, тяжело дыша, сказал:

– Ох, хорошо мы его отметелили, но вот обгадился он под конец, близко к нему нельзя было подойти. Вот, Сергий Аникитович, в следующий раз схизматик вежливей будет и с почтением к вам подходить станет.

Я поблагодарил Федора и отправился в стеклодувную мастерскую. Работа там уже заканчивалась, в печи тлели остатки углей. А на подставках стояла стеклянная посуда. Пока еще ни одно из произведений моего стеклодува не было продано на сторону. Усадьба, как гигантская опухоль, пожирала все, что он производил. Моему ключнику, получившему в свое распоряжение стеклянную тару, было всего мало. Но мне требовались деньги, и поэтому вскоре должна была открыться новая лавка. Кадры для нее готовил мой тиун, с которым у нас сложились вполне деловые доверительные отношения, такие, какие только могут сложиться между боярином и мужиком.

Гильермо, или теперь уже Сашка, и его помощники отмывались от грязи и сажи. Увидев меня, они встали и низко поклонились. Махнув рукой, чтобы мастера продолжали свои дела, я стал рассматривать посуду, и тут мне в голову пришла идея: а не обогнать ли время и не заняться ли производством граненых стаканчиков для трактиров? Я подозвал Сашку, который уже переоделся в чистое и собирался уйти, и начал объяснять ему суть дела. Опытному стеклодуву ничего не стоило понять, что я хочу сделать, но до него никак не доходило, зачем мне именно такие стаканчики и стаканы. А в моем воображении на полках нашей лавки уже стояли граненые стаканы в подстаканниках.

«Вот только что из этих стаканов будут пить, – пронеслась в голове отрезвляющая мысль. – Чай-то где? В Китае? А Китай, он далеко, так что хочешь чаю из стаканов с подстаканниками, найди-ка сначала чаек».

Но маленькие стаканчики мы все же договорились начать делать, и я пошел в дом, думая, как бы сообщить Иоанну Васильевичу о волшебном напитке императоров Поднебесной, который бодрит, веселит и не хмелит.

На следующий день утром меня посетил редкий гость – воевода Дмитрий Иванович Хворостинин.

Встречал я его по первому разряду, в шубе, подаренной царем.

Выпив поднесенный напиток и вытерев усы, Дмитрий Иванович огляделся вокруг и удовлетворенно улыбнулся. Потом мы с ним обошли все подворье, он внимательно выслушал мои объяснения, улыбаясь себе в усы. Осмотр занял почти два часа, но, пока готовился обед, я пригласил дорогого гостя к себе в кабинет. Нам быстро принесли красивый штоф анисовой водки, и Федька самолично разлил ее по стеклянным подобиям рюмок.

Дмитрий Иванович внимательно осмотрел все, потрогал мебель, с моего разрешения выдвинул пару ящиков, задумчиво покрутил рюмку в руках, глянул на свет, понюхал водку и, перекрестившись, выпил залпом, я же зеркально повторил его действия. Миска с квашеной капустой стояла на столе, мы заели выпитое, и Дмитрий Иванович наконец изрек:

– Ты знаешь, Сергий, я ведь тогда тебя зимой, как кутенка в воду, кинул, а что делать, царский приказ. Да ты сам все понимаешь, ты все же Щепотнев. Но вижу я, хватка у тебя есть. Даже Иоанн Васильевич тебя без внимания не оставляет.

Мне же из твоих задумок больше всего лекари понравились: нет пока в нашем войске порядка с лекарями, и командира над ними нет, неведомо, кто кому подчиняться должен, что с ранеными и болезными делать. Я ведь чего приехал. Говорили мы с государем о тебе, так он и предложил, чтобы ты план написал, каким лекарское вспоможение должно быть. Сколько и чего надобно будет для этого. Сказал государь, что не один ты такую бумагу писать будешь, ну а если дело напишешь, быть тебе думным боярином. И тяготу эту тебе на себя тогда взять придется, может, и приказ отдельный под это дело будет. Понял, какие дела заворачиваются?

А сейчас еще… Тебе государь неспроста про невесту сказал, он мне еще в походе попенял, что бобылем ты ходишь, так что нашли мы тебе невесту. И Иоанн Васильевич как бы поручил мне сватом быть. Так что готовься, Сергий Аникитович, к сватовству. Осень наступает, вот еще месяцок-другой, и поедем сговариваться…

– Дмитрий Иванович, а кто же моя невеста будет, ты знаешь? Я против вашего с царем выбора идти не могу, но, ежели она косая там или горбатая, ты уволь, казните меня, но мне такой уродины не надо.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Хворостинин. – Не переживай, красива твоя невеста, не крива и не косоглаза. Смотрельщица уже смотрела, и не одна. И родители уже ведают, что сваты к ним едут, что самый главный сват хоть и не присутствует, но все знает.