Преступление победителя - Мари Руткоски Страница 37

И не сдержал слово. Но только сейчас он понял, что обменял изумруд вовсе не на сведения. Арин перестал доверять себе. Он думал, что ставки в книге букмекера подскажут ему нечто важное. Отдав изумруд, Арин надеялся, что его надежды оправдаются и он снова сможет доверять себе во всем.

Он положил на стойку ладони, которые тут же стали липкими. Злость постепенно растаяла. Арин вспомнил прежнюю Кестрель, которую знал в Гэрране. Он постарался не думать о том, кем она стала теперь. Однако на этот раз Арин не повторил свою вечную ошибку: не приписывал новой Кестрель, истинной валорианке и блестящей придворной даме, качества, которые сам хотел в ней видеть.

Нет, он просто вспомнил, какой она была раньше. Арин задал той, прежней Кестрель тот же вопрос, и она ответила точно так же. Вот только ответ оказался шкатулкой с двойным дном: его смысл лежал глубже, чем кажется на первый взгляд.

Арин все понял неправильно. Нужно вернуться. Прямо сейчас. Арин уже хотел идти, но тут его привлек разговор за столиком неподалеку. Там сидело несколько сенаторов. В «Сломанной руке» в этот вечер собралась весьма разнообразная публика: придворных было больше, чем обычно. Компания обсуждала войну на востоке.

— …достойная победа, — рассуждал один из сенаторов. — Очень в духе генерала Траяна.

— Это не только его заслуга, — возразил другой. — Идею подкинула его дочь.

— Правда?

— Я лично присутствовал. В утро после бала в честь помолвки в Зимнем саду устроили прием. Разумеется, там были только приближенные императора. Мы обсуждали, как лучше захватить восточную равнину. Император даже у меня спросил совета, и я тоже предложил неплохое решение. Не подумайте, что я завидую. Понимаю, почему императору больше понравилась идея леди Кестрель. Она предложила отравить лошадей, поскольку восточные варвары без них не выживут. Мы все согласились, что план должен сработать. И вот посмотрите-ка, так и вышло!

Раздался смех.

— За леди Кестрель! — воскликнул сенатор, поднимая кубок.

— За леди Кестрель!

Кестрель уже собиралась отправиться на поиски Арина, когда раздался тост в ее честь. Неужели ее узнали? Но никто не смотрел на простую служанку в углу. Однако Кестрель волновалась все сильнее. Арина нигде не было видно, он затерялся в толпе возле стойки. Или вообще ушел? Неужели она так сильно его обидела? Но Арин не мог бросить незаконченную игру! И в этот момент он выбрался из толпы и подошел к столу. В руках у него ничего не было.

— Арин… То, что я сказала насчет раны…

— Я не хочу об этом говорить. — Он сел и снова взялся за костяшки.

— Но мне нужно объяснить. Арин, твое лицо…

— Мне плевать на мое лицо!

Он даже не смотрел в ее сторону. Кестрель смолкла, охваченная дурным предчувствием, и тоже села.

— Почему те сенаторы пили за меня?

Он не ответил.

— Ты знаешь?

Арин уставился на нее немигающим взглядом:

— Играй.

— Ты не принес бокал. — Кестрель налила напиток в свой и стерла пальцем несколько пролитых капель. Потом протянула бокал Арину, но тот даже не посмотрел на вино.

Кестрель продолжила играть. Арин сбрасывал костяшки и набирал новые. Она чувствовала, как ярость наполняет его сердце. Теперь стало даже хуже, чем до его ухода: гнев был настолько осязаемым, что Арин буквально дрожал. Победа начала ускользать из рук Кестрель.

В итоге она даже обрадовалась поражению. Теперь можно рассказать Арину правду. Кестрель пообещала себе, что ничего не будет скрывать и все объяснит. Она боялась его гнева и того, что он сделает, когда все узнает. И все-таки Кестрель собиралась рассказать правду.

— Это ты посоветовала генералу отравить лошадей кочевников? — спросил Арин.

— Что?

— Это была ты?

— Да, — произнесла она прерывающимся голосом, — но…

— Ты хоть понимаешь, что сделала? Сотни жителей — невинных людей — умерли по пути в город королевы.

— Я знаю. Это ужасно…

— Ужасно? Дети умирали от голода, а их матери плакали. Это невозможно описать словами.

От чувства вины у Кестрель сжалось горло.

— Я все объясню.

— Как ты смеешь оправдывать убийство?

— А ты? — разозлилась Кестрель. — Из-за тебя тоже погибли люди, Арин. Ты тоже убивал и запачкал руки в крови. Зимнее восстание…

— Это разные вещи.

Он выдавил эти слова, задыхаясь от негодования, и Кестрель с ужасом осознала, что опять сказала все не так.

— Я имела в виду, что у тебя были на то причины.

— Я даже говорить об этом не желаю! Поверить не могу, что ты сравнила такое… — Голос Арина дрогнул, стал тише. — Кестрель, империя стремится лишь к порабощению всех вокруг. И ты участвуешь в этих делах.

— У меня не было выбора. Мой отец…

— Счел бы тебя слабой? Лишил наследства за то, что у его воинственной дочурки не нашлось идеального плана? Твой отец! — Арин скривился. — Я знаю, ты все еще ждешь от него одобрения. Ради этого ты готова и за принца выйти. Но у твоего отца руки в крови. Он чудовище. Как можно кормить чудовище? Как можно любить его?

— Арин, ты меня не слушаешь. Ты ничего не понимаешь.

— Ты права. До сих пор я ничего не понимал. Но теперь все стало ясно. — Арин отодвинул от себя костяшки. Расклад, обеспечивший ему победу, рассыпался. — Ты изменилась, Кестрель. Я больше тебя не знаю. И знать не желаю.

Позже, вспоминая этот момент, Кестрель нашла правильные слова, и Арин сумел ее понять. Но в жизни все вышло иначе.

Его гнев превратился в отвращение. Не слушая ее, он быстро встал с желанием бежать, как от заразы. Дверь таверны захлопнулась за его спиной.

В дворцовой галерее стояла тишина. «Как в могиле», — подумала Кестрель.

Она надолго задержалась возле нужной картины: молча стояла, даже не глядя на холст. Наконец Кестрель прицепила мотылька на раму и в очередной раз солгала себе. Ложь была слишком очевидной, но Кестрель это не остановило. Она уверила себя, что так даже лучше. Пусть Арин думает о ней плохо.

Да. Так будет лучше.