Тень Альбиона - Андрэ Нортон Страница 37

Но представить эти превосходные доводы на рассмотрение его любящей бабушки было совершенно невозможно.

«А если бы я и захотел жениться, то уж точно не на такой беспокойной женщине, как Роксбари…»

«Беспокойной». Уэссекс уже почти осознал, что вызвало у него столь любопытную мысль, но тут раздался стук в дверь.

— Ваша милость, к вам мистер Костюшко, — произнес Этелинг. Во время недолгих визитов в Лондон Илья Костюшко обычно не наряжался в свой роскошный мундир, поскольку тем самым он — не считая риска зацепиться за каждую арку на Пикадилли — привлекал бы внимание к тому факту, что он порвал со своей армией, — ведь его полк предпочел служить заклятому врагу Англии.

Всем своим видом достойный слуга выражал легкое порицание — точнее, оно окутывало Этелинга, словно призрак лондонского тумана. Этелинг не одобрял неугомонного иностранца, имеющего обыкновение заявляться к Уэссексу в любое время суток и втягивающего герцога в эскапады, наносившие сильный урон гардеробу его милости.

— Проси.

Уэссекс сунул груду счетов и cartes de invitation [13]в ящик стола и выжидающе уставился на дверь.

И он не обманулся в своих ожиданиях. Илья Костюшко, разряженный в штатское по последней лондонской моде, вплыл в гостиную Уэссекса настолько томно, насколько это позволяла его непоседливая натура. Шляпу, перчатки и трость Костюшко оставил при себе, невзирая на попытки Этелинга — впрочем, попытки были не слишком решительные — завладеть ими. Даже когда Костюшко одевался в гражданское, его вкус разительно отличался от сдержанных, умеренных представлений лондонского света. На этот раз мистер Костюшко вырядился в лимонно-желтые обтягивающие панталоны, оттенок их в точности соответствовал цвету его лайковых перчаток. Его гусарские косички были перевязаны ленточками того же цвета и спускались на грудь, касаясь вышитого жилета из фиолетового бархата. Жилет был украшен серебряными пуговицами и повергал всех, кто его видел, в изумление и восторг. Поверх этого поразительного наряда был надет эффектный камзол из ярко-красной парчи. А венчала все произведение портновского искусства касторовая шляпа с загнутыми полями, начищенная до блеска. Отороченный кружевами галстук был скреплен алмазной булавкой. Из карманов жилета свисало множество брелоков. Илья воинственно помахивал тростью-шпагой с эмалевым набалдашником. Серьга в ухе довершала эту лихую и внушающую благоговейный ужас картину.

— Боже милостивый… — только и смог сказать Уэссекс.

Костюшко просиял.

— Красочно, правда? Смею надеяться, что на сегодняшнем приеме у леди Джерси я буду выглядеть достаточно экзотично, как настоящий иностранец.

— Принять вас за кого-либо другого просто невозможно! — с полнейшей искренностью заверил его Уэссекс. — Но что привело вас сюда? Нет, я, конечно, всегда рад вам…

— Но если нас будут слишком часто видеть вместе, люди могут заинтересоваться, что связывает капитана его светлость герцога Уэссекского и незначительного бездельника-эмигранта со скверным вкусом, — невозмутимо произнес Костюшко. Не дожидаясь приглашения, он развалился на мягкой кожаной кушетке, стоявшей рядом со столом Уэссекса, и взял незаряженный пистолет, который герцог использовал вместо пресс-папье.

— Это что, один из иудиной пары? — с интересом спросил он, заглядывая в ствол. Хотя пистолет выглядел точно так же, как и парное ему, совершенно обычное оружие, он был сделан таким образом, что стрелял назад, а не вперед, — и убивал самого дуэлянта вместо его противника.

— Я отнял их у одного человека прошлой весной, в Кале, — сказал Уэссекс. — Во время операции, которую Мэлхайт проводил под чужим именем и которая, если припоминаете, чуть не погубила подпольную организацию Кале.

— По крайней мере, благодаря ей Министерство иностранных дел перестало лезть в дела «Белой Башни», — примирительно произнес Костюшко. — Поскольку если даже они и справляются с каким-нибудь делом хорошо, в половине случаев оказывается, что этого вообще не стоило делать. Что же касается меня, я все утро провел в обществе лорда Мисбоурна, получил новый приказ и теперь просто умираю от жажды.

— Вы знаете, где спиртное, — отозвался Уэссекс, не выказывая ни малейшего сочувствия. Костюшко отложил коварный дуэльный пистолет и пошел за живительной влагой. После недолгих поисков он отыскал графин, наполовину погребенный среди всяческого хлама, типичного для холостяцкого жилья. Завладев большим бокалом коньяка, неугомонный поляк вернулся на кушетку и печально уставился на Уэссекса бархатистыми карими глазами.

— Кроме того, я могу пересказать вам все слухи, поскольку вы все равно, несомненно, их услышите, но не от меня — в пятницу я отплываю в Копенгаген.

Костюшко объявил об этом таким тоном, будто его отправляли не в Данию, а куда-нибудь в Антарктиду.

— Мне поручено развлекать будущую королеву Англии во время плавания — ну, и потом, наверное.

Уэссекс нахмурился. Ведь было решено — еще до того, как он в последний раз отправился во Францию и там ввязался в это дело с де Моррисси, — что членом эскорта принцессы Стефании будет он сам!

— А когда вы об этом узнали?

— Но это же всем известно, — заявил Костюшко. — И вам тоже, если вы давали себе труд просматривать собственную почту.

И, вытащив из-за пазухи свернутый пакет, Костюшко бросил его Уэссексу. Тот поймал пакет на лету. Он был тяжелым — из-за огромной восковой печати, в которой Уэссекс без труда узнал личную печать короля Генриха. Судя по ее виду, послание еще не вскрывали.

Сломав печать, Уэссекс увидел несколько строчек, написанных аккуратным, разборчивым почерком короля. Письмо было вполне определенным, но ничего не объясняло. В нем просто сообщалось, что поскольку король желает в ближайшие два месяца видеть герцога Уэссекского в Лондоне, он отзывает направленное ранее приглашение присоединиться к датской свите принцессы.

Уэссекс осторожно поджег письмо от стоящей на столе свечи. Когда бумага вспыхнула, герцог бросил письмо на каминную решетку, где оно и рассыпалось потоком искр и пепла.

— Думаю, можно не спрашивать, читал ли это Мисбоурн, — сердито произнес Уэссекс. Он очень рассчитывал на эту поездку, надеясь на законных основаниях выбраться из сферы влияния своей бабушки. Теперь он заподозрил, что влияние вдовствующей герцогини распространяется и на королевский дворец и что бабушка не замедлила им воспользоваться, чтобы удержать Уэссекса в Лондоне и в конце концов устроить его брак.

— Читал? — со смехом откликнулся Костюшко. — Да он его писал, как всем нам известно. Ему показалось, что это забавно: заставить меня два месяца разыгрывать из себя простого моряка, — и не говорите мне, что это не так! Но он решил проявить справедливость и припас для вас небольшую головоломку, чтобы вы не скучали, пока я буду наслаждаться роскошью и развратом при иностранных дворах. Итак, Сен-Лазар исчез.