Таня Гроттер и колодец Посейдона - Дмитрий Емец Страница 36

– Я в курсе. Я сегодня маме никак немогла дозвониться. Все каналы зудильника точно насморком забило. Даже ЛысуюГору не ловит.

Убедившись, что никто не собирается отбиватьсяот его парных восьмерок и вообще не следит за игрой, малютка Клоппик суровособрал карты.

– Посли, Тузиков, сиклопов поисем и ихобзулим! С этими девсенками каси не свалис! – сказал он и гордо удалился.

Кузя, с недавних пор тоже ставший заядлымкартежником, затрусил за ним мелкой рысцой.

– Залко Рзевского не видно! Вот ктозулик! – донесся из коридора голос Клоппика.

Сообразив, что остался один в женскомобществе, Генка Бульонов помялся и тоже бочком выскользнул из комнаты, сделаввид, что хочет сказать что-то Тузикову и Клоппику.

– Это он от застенчивости! Сам по себеникак не научится в гости приходить. Обязательно притащит с собой какого-нибудьглупого и болтливого приятеля, на которого мне уже через три минуты хочетсясбросить ядерную бомбу, – с досадой сказала Пипа.

Гробыня пожала плечами. Она повернулась иуставилась на Таньку. Гроттер вытащила из футляра контрабас и внимательноразглядывала гриф при свете лампы, проверяя, нет ли где скрытых трещин.

– Хаю хай, Гротти! Ну и где была? –спросила она.

– Воздухом дышала.

– Да-а-а? Ну и что твой Бейбарсов? Многобарсов убил? – ехидно поинтересовалась Склепова.

– Бейбарсов не мой. Он свойсобственный, – проворчала Таня, удивляясь осведомленности Гробыни.

– И о чем вы беседовали с Бейсусликовым?Небось Колотибарсов рассказывал тебе что-нибудь душещипательное про своебедолажное детство у злой бяки-ведьмы? – проницательно взглянув на нее,спросила Гробыня.

– Откуда ты все знаешь, Склепова?Прослушивающее заклинание на контрабас поставила? – не выдержала Таня.

– Стану я время терять! Достаточносходить на дюжину свиданий, чтобы узнать о мужчинах все. Их приемы подкатовстары как мир. И никакой Пинайхомячков меня не разубедит! Так и передай своемуЛягайлошадкину!

– Склепова, кончай! У него на самом делебыло такое детство! – сказала Таня, обижаясь за Бейбарсова.

Гробыня презрительно скривила губы.

– Да уж, да уж! Больше верь мужикам –вместо волос лапша будет расти! Одного послушаешь, так он крут дочрезвычайности. Типа завтра продам золотые прииски, из копилки денег добавлю икуплю себе убитый мопед! Другой – талантив до жути, просто гений. Коробочкилучше всех склеивает, а никто его, бедного, не понимает. Третий –несчастный-разнесчастный. Прям сиротка в квадрате! Пригреешь его, а онзавоняется, как протухшая рыба, и права начнет качать… А что в результате?.. Скем на Лысую Гору ни полети – каждый закажет себе пива, а тебе какие-нибудьнедосушенные суши и немедленно откроет свой заводик по производству лапши для ушей.

– Глеб не такой… И Ванька нетакой, – спохватившись, добавила Таня.

– Да уж, да уж… А ты как думаешь,Пипенция? – спросила Склепова.

Пипа не слышала. Она стояла у окна и тряслазудильник, в сотый раз пытаясь связаться с Москвой. Пипа была так занята, чтоухитрялась астрально отсутствовать в комнате, присутствуя в ней физически.

Отчаявшись получить ответ, Гробыня леглаживотом на кровать и посмотрела на Таню правым наивным глазом. Левый, хитрый иасимметричный глаз, утонул в подушке.

– Гроттерша, кончай злиться! Не хваталотолько, чтобы мы из-за Давитараканова поссорились! Ложись рядом,потрепемся! – пригласила Склепова.

Таня, уступив, легла на придвинутую кроватьПипы. Ее собственная кровать была завалена всяким барахлом, которое Пипа иГробыня свалили на нее, разгребая комнату перед тем, как играть в карты.

– Давно хотела спросить: ты своегоВаньку-то и вправду любишь? – промурлыкала в подушку Гробыня.

Тане подобное сомнение показалоськощунственным. От возмущения она даже села на кровати.

– Я не люблю Валялкина?

– Зайдем с другого бока, –примирительно сказала Склепова. – Любишь и люби. А почему ты его любишь?

– Он мне жизнь сколько раз спасал! ВДубодам из-за меня попал.

– В Дубодам он, положим, попал из-заПуппера. А что жизнь тебе спас… Получается, что ты ему обязана и любишь его пообязанности. Он тебя своим великодушием мертвой хваткой держит. Ты его дажебросить не можешь, – заметила Склепова.

Таня слушала и удивлялась, зачем вообщеслушает.

– Вот тупой пример, – продолжалаГробыня. – Вообрази, завтра на тебя нападет спятивший циклоп. А Душимышкинтвой окажется рядом и спасет тебя, но циклоп его ранит. Не смертельно, нотяжело. Слезы, кровь ручьем. По твоей логике, тебе придется немедленновлюбляться в Дубасьжирафова? Из благодарности… Сидеть рядом с его кроватью,протирать тряпочкой потный лобик…

– Чушь! – сказала Таня, невольноловя себя на том, что рука ее тянется смачивать тряпку и опускать ее на лобГлеба. Будь оно неладно, это слишком живое воображение!

Гробыня тоже все заметила и, расхохотавшись,бросила в Таньку подушкой.

– А, замечталась! Знаю, что замечталась!Вот он, ключик к сердцу любой Гроттерши!.. Дай только посострадать, помучитьсяи чего-нибудь за кого-нибудь додумать! – воскликнула она, очень довольная.

Таня закрыла глаза. Голос Склеповой,продолжавшей что-то доказывать, мотонно гудел, постепенно отдаляясь. ВскореТане казалось, что это шумит океан. Чешется волнами о гальку, как лохматый песо дерево.

Подбрасывая зудильник, подошла Пипа.

– Эй! Ты видела? Она нагло дрыхнет намоей кровати!

Склепова недоверчиво повернулась к Таньке.

– Ну да, спит!.. А я-то умиляюсь, чтоГроттерша в кои веки не перебивает, когда я на нее бочки качу. Пипенция! Давайкровать поближе к окну переставим! Пускай Черные Шторы сны Гроттершиподзеркалят!.. Охота мне посмотреть, как Пуппер с Ванькой в ладушки играют иБейбарсов бамбуковой тростью кильку ловит. А где-то за заднем плане Ург тащитукраденный контрабас.

* * *

Гробыня смотрела на Черные Шторы, нетерпеливопокусывая длинные ногти. Она караулила уже второй час, а Таньке упорно неснилось ничего интересного. На Шторах мелькали какие-то крылатые собачки, картасозвездий, высокие ботинки, ораторствующий Сарданапал, с усами, которые, какстрелки, показывают полдвенадцатого. Никакого компромата. Здесь и Фрейду не кчему было бы прицепиться.