Мировой кризис - Андрей Мартьянов Страница 34

– О чем разговор? – в столовую ввалился Тимоти, за его плечом стоял вечно настороженный доктор, доселе убежденный, что ввязался в крайне скверную историю, и старавшийся без лишней надобности не комментировать происходящее. – Очередные неприятности?

– Не для нас, – ответил Барков. – А где же его светлость Вулси и господин Реннер? Неужели до сих пор спят?

– Подойдут через минуту, одеваются к завтраку.

Напряжение и чувство тревожности, преследовавшие концессионеров в Петербурге, за минувшие дни почти исчезли: дорога способствовала возникновению ощущения безопасности – поезд казался самым надежным пристанищем, куда не смогут проникнуть возможные недоброжелатели. Стоянки коротки, и всегда на отдаленных путях, обычный маршрут на Одессу несколько изменен – можно было ехать напрямую, через Харьков и Винницу, но подполковник Свечин рекомендовал сделать крюк с заездом в Москву и Киев, увеличивая время в пути больше чем на сутки. Это даст время одесскому департаменту жандармерии как следует подготовиться к встрече и обеспечить их спокойствие в городе. А потом – ждать гостей.

В том, что гости объявятся, никто не сомневался.

Господином Свечиным было объяснено, что двое схваченных гвардейцев, участвовавших в царскосельской драме, помещены в лечебницу для опасных душевнобольных при Александро-Невской лавре, их спешно обследовали самые выдающиеся психиатры – профессора Бехтерев и Сербский, из Москвы вызвали Петра Петровича Кащенко, пускай он и либерал по убеждениям, но врач исключительных способностей. Светила на консилиуме сошлись в одном: душевное расстройство пациентов вызвано внешним воздействием, и снять это состояние не представляется возможным – медицина бессильна…

Начали проверять всех, входивших к круг знакомств подозреваемых – родственников, сослуживцев, любовниц, партнеров по картежной игре. Через несколько дней жандармы вышли на один из модных в нынешние времена «мистических» клубов, в который заглядывали все трое – эзотерику там успешно совмещали с развлечениями предосудительного характера, кокотками и обильными возлияниями. Привычный отдых скучающих дворян приправлялся остреньким – намеками на тайное знание, что в Российской империи граничило с недозволенным: к масонству власти относились с крайним подозрением, учитывая политическую активность членов лож «вольных каменщиков».

Дело осложнялось польско-литовским происхождением и вероисповеданием преступников. Их генеалогию чуть не до самого Ягеллы и Сигизмунда, а также предыдущие заслуги и беспорочную службу Жандармский корпус в расчет не брал. Измены случались и в среде более родовитых.

Каковы результаты следствия, Свечин не рассказывал, ссылаясь на служебную тайну, но когда были произнесены магические слова «Сионский приорат», Джералд твердо осознал, что концессия безо всякого желания попалась на крючок, да так крепко, что, согласно выражению графа Баркова, «не соскочишь».

Выходов два: или действительно бросать всё и бежать, или, стиснув зубы и не обращая внимания на обстоятельства, продолжать начатое. Время коротко, время коротко…

– Будто мы опаздываем куда, – говорил Джералду Барков. – И основываетесь вы только на сугубо умозрительных построениях: предчувствия, интуиция… Признаться, я бы отказал в участии, особенно после Царского Села, но есть два обстоятельства: господин Реннер, вернее Хаген из Тронье, вас не опровергает. Да у меня еще появились личные счеты к Приорату – гибель Алексея Николаевича я не прощу никогда, как подданный России и просто как человек. Слепая судьба.

– Мы даже не добрались до места, – заметила Евангелина. Завтрак в салон давно подали, но плотно кушали только Робер с Тимоти, прочие были заняты разговором между Барковым и лордом Вулси, внимательно слушая доводы обеих сторон. – Вы, Алексей, правы – судьба, если угодно, Божья воля… Но если происшедшее было только началом, что может ожидать нас в финале? Когда опустится занавес?

– Почитайте «Гамлета», – хмыкнул граф. – А мы с Прохором Ильичом не хотели бы оказаться в роли Розенкранца и Гильденстерна, которые в итоге тоже оказались мертвы. По прихоти не раз поминавшейся судьбы.

– Вы разве боитесь? – вызывающе сказала Ева.

– Нет. Опасаюсь. А это два совершенно разных понятия. Спросите – чего опасаюсь? Вы… Да теперь и я, начали игру с силами, возможности которых человеческое разумение осознать не может. Приорат – это чепуха. Фанатики, пускай и опасные до крайности – сумели же они околдовать гвардейцев-кирасир… А вы, милорд, копнули глубже. Заглянули в сферу, где смертным делать нечего. Затронули наследие такой неслыханной древности, что Сократ или Геродот покажутся современниками.

– И каковы же выводы? – тихо спросил Джералд.

– Просты. Легенды сообщают о многих случаях, когда смертные побеждали богов. Возьмите хоть Зигфрида, сразившего воплощенный в драконье тело дух Разрушения. Никакого уныния, сэр. Справился Зигфрид – справимся и мы…

* * *

Предпоследний день пути оказался жарким – спасали шторы на окнах вагонов и открытые окна. После завтрака разговоры о неприятном предпочитали не заводить, в Белой Церкви вышли погулять на платформу – курьерский стоял полтора часа, пропуская два экспресса.

К вечеру погода начала портиться, с северо-запада наползли темные кучевые облака, моросящий дождик превратился в ливень с грозой, по крыше вагона застучал мелкий град, стало заметно прохладнее. Концессионеры разошлись по купе, Робер заявил, что в ненастье его всегда тянет в сон и что к ужину он скорее всего не выйдет. Тимоти с доктором и Джералдом распечатали колоду и взялись за покер, граф развалился на диване с «Антоновскими яблоками» Бунина, изнывавший от безделья Прохор ушел помогать повару.

Предстоял тихий, почти семейный вечер с той лишь разницей, что уютный дом не украшал собою столичную улицу, а резво катил к морскому побережью с впечатляющей скоростью пятьдесят верст в час.

– …Ева, извините, что тревожу, но у вас нет ощущения чего-то необычного? – Ойген, тихонько постучавшись, заглянул в купе мадемуазель Чорваш, листавшей иллюстрированный берлинский журнал «Люфтвахт», купленный еще в Петербурге. – Мрачноватый вечерок, не находите?

– Не хотела бы я сейчас оказаться под открытым небом, – Евангелина взглянула на окно, по которому хлестали косые струи дождя. – Настоящая буря, однако я не вижу в ней ничего исключительного, разве что подмоет насыпь и поезд пойдет под откос…

– Шутка не самая удачная, – вздохнул Ойген. – Мне слегка не по себе, да и голова побаливает… Спросил у графа, но его сиятельство уверяет, будто ничего странного не замечает. Может быть, я стал излишне мнителен? Вы не знаете, когда следующая стоянка?

– Сейчас взгляну, – Ева потянулась за блокнотом. – С ума сойдешь с этими русскими названиями… Смелу мы проехали больше часа назад, должен быть разъезд Помощная, далее Вознесенск, и завтра незадолго до полудня – Одесса. Три перегона, эта линия не так сильно загружена, как в центральной части страны. Осталось подождать четырнадцать или пятнадцать часов.