Викинг туманного берега - Валерий Большаков Страница 33

– Жив-здоров, – усмехнулся Костя. – Хьельд-конунг сделал его кормщиком длинного корабля.

Разобравшись, Пешеход сделал небрежный жест в сторону криве: проваливайте, мол. Тормейсо, униженно кланяясь, отступил к вымолу, досадуя, что награда ему не светит, но тут раздался недовольный голос Кости:

– Эй! Ты куда, великий воин, победитель хворых старушек и укротитель котят? Верни мой нож!

Викинги загоготали в голос. Обращение с криве, которых они презирали, как и всяких пособников-холуев, им понравилось, да и поведение Эваранди импонировало этим головорезам.

Мало этому «врагу», что его живым оставили, так он еще что-то требует!

Тормейсо побледнел, сжал кулаки, но под упорным взглядом Эйнара увял и швырнул ножны с кинжалом к ногам Плюща. Пешеход поднял их, уже не обращая внимания на криве, и внимательно разглядел кинжал.

Костя похолодел и едва не замычал от отчаяния. Господи, какой же он дурак! Идиот просто! Опасения его тотчас же подтвердились.

– По-моему, – пробасил Эйнар, – этот кинжал принадлежал Вагбранду Весельчаку. Ты его украл, Эваранди?

Костя вскинул голову:

– Я снял его с убитого мною воина, ярл, – отчеканил он.

Пешеход хмыкнул:

– А какие уши были у этого воина?

Эваранди нахмурился:

– У него не было мочек.

Викинги закивали – да, мол, опознание произошло.

Пешеход покачал кинжал в громадной лапище и пророкотал:

– Повернись спиной, Эваранди.

Костя повернулся, чуя, как в животе бабочки порхают. Щас как всадит клинок…

Лезвие кинжала скользнуло ниже, одним махом перерезая веревки, которыми были стянуты Костины руки.

– Держи, – сказал Эйнар, протягивая Плющу кинжал в ножнах. – Весельчак был нелучшим воином и слишком жадным, чтобы стать настоящим другом. Не думаю, что кто-нибудь вызовет тебя на поединок, чтобы отомстить за смерть Вагбранда. Ступай на во-он тот кнорр, Эваранди. Прошлой ночью у нас пропал один из гребцов. Займешь его место.

– Да, ярл, – сказал Костя и повесил кинжал на пояс.

* * *

Это было сущим мучением – он тягал весло, сидя спиною к Эльвёр. Девушка находилась совсем рядом, в компании товарок по несчастью. Если бы Костя обернулся, то смог бы дотянуться до ее плеча. Нельзя!

Ни в коем случае нельзя дать понять, что они с Эльвёр знают друг друга. Это сразу вызовет подозрения.

Да тут и так все подозрительно! Почему Эйнар не отыгрался на нем? Ладно, допустим, он великодушен, хотя натравил же этих долбаных криве на экипаж «Рататоска»!

А почему Пешеход оставил его при себе? Ну тут тоже можно найти простое объяснение – ярл лишился многих, так почему бы не восполнить потери? Тут понятие «свой-чужой» имеет немного иное значение, чем в его времени.

Если воин уходит от одного конунга к другому, то это не предатель. Просто человек ищет местечко потеплее.

Вон тот же Хёгни Рыжий Змей. Служил Гунульфу-сэконунгу? Служил. Разбили сэконунга – ушел к тому, кто победил его. Тут еще и мистическая составляющая. Считается, что хорошему конунгу покровительствуют боги. Они шлют ему удачу, и если уж ты попал в его хирд, то милость богов коснется и тебя.

Тогда, в битве при Сокнхейде, всем стало ясно, что боги отвернулись от Гунульфа-С-Красным-Щитом. Служить сэконунгу стало невыгодно, глупо и попросту опасно – боги мстительны. Наказывая Гунульфа, они могут обратить свой гнев и на тех, кто рядом с сэконунгом.

Костя поморщился. Вряд ли Эйнар потому оставил его при себе, что захотел переманить. Мол, если боги на стороне Хродгейра – а иначе как объяснить его победы? – то некая толика благодати досталась и Эваранди.

Да ну, глупости какие! Хотя… Господи, да кто ж их знает, этих средневековых? Каждому времени свои закидоны…