Знак разрушения - Александр Зорич Страница 33

Хаместир – прежде всего состязание в политической хитрости, в коварстве, в умении заморочить голову противникам, столкнуть их лбами и, враз высвободив накопленные силы, швырнуть свои башни к Центральному Холму. Да не забыть прикрыть башнями помельче свои фланги. Да хорошо бы истребить часть вражеских Царей в сопредельных Царствах. И совсем хорошо – закрыть выходы из Туннелей, чтобы неприятельские вылазки не вредили твоим тылам.

Получается это? Полностью – почти никогда, потому что невозможно иметь сил больше, чем есть у обоих соперников, вместе взятых. И даже если удается нанести им сильный удар и захватить Крепости Холма, после этого практически невозможно удержать их положенные три хода. Ибо, по правилу слабейших, в это время два других противника имеют полное основание забыть о своих распрях и обрушить на дерзкого выскочку всю свою объединенную мощь. Вот почему игра в Хаместир имеет один недостаток, который поэзия пытается представить достоинством, – неимоверную продолжительность.

Последнее беспокоило Элиена едва ли не больше всего. Знак Разрушения должен быть описан как можно скорее! А он будет тратить драгоценные дни и, возможно, недели на возню вокруг Центрального Холма, он будет сушить мозги над Кругами Приумножения, в то время как очередной Круг Приумножения Воинства Хуммера будет подходить к концу и в Соляной Чаше расколет толстую скорлупу яйца Кутах над Кутах.

* * *

Игроки в Хаместир почти не говорят. Фраз, точнее, словесных формул, разрешенных правилами, совсем немного: “Тиара Людей”, “Тиара Царей”, “Перемещения завершены”, “Правило слабейшего” и “Сыть Хуммерова”.

Последняя формула не несет в игре смысловой нагрузки и разрешена правилами ради того, чтобы неудачливый игрок мог хотя бы немного отвести душу. Например, если его только что прогнали из Крепостей Холма или чересчур сильно побили неприятельские Колесницы.

Каждый игрок в Хаместир знает эти формулы по меньшей мере на трех языках – ре-тарском, грютском и варанском – и не нуждается в переводчике.

В тенистом дворцовом саду, под раскидистыми тутовыми деревьями, стоял каменный стол, окруженный тремя змееногими стульями. На столе было вырезано —игровое поле, инкрустированное драгоценными камнями положенных цветов. Фигуры ждали своих повелителей в резных костяных шкатулках.

Наратта, пользуясь услугами Герфегеста, произнес пространную речь о чести и достоинстве игроков в Хаместир. Затем он мимоходом представил Элиену Алаша – невысокого грюта лет тридцати пяти, на чьем бесстрастном лице была написана готовность играть в Хаместир до скончания дней Сармонтазары, – и предложил приступать.

Герфегест пожелал Элиену удачи, посоветовал следить за Царями Наратты – тот, дескать, обращается с этими фигурами особенно ловко – и удалился в одном ему известном направлении. Похоже, Герфегест пользовался при грютском дворе особыми привилегиями.

Игра началась в полном молчании. “Перемещения завершены”, – то и дело произносил кто-то. И все.

Алаш, вопреки опасениям Элиена, вел себя достаточно независимо и сильно досаждал своему хозяину дерзкими вылазками. В час Орниделен игроки прервались на обед. Потом продолжили.

“Тиара Лутайров”, – произнес уже в сумерках довольный Наратта, загромождая шестью высоченными башнями Крепости Холма.

“Правило слабейшего”, – едва ли не хором заявили Элиен и Алаш.

“Сыть Хуммерова”, – прошипел Наратта через два хода, когда остатки его башен, блокированные в чужих царствах, были добиты Колесницами Элиена.

Игра продолжалась.

* * *

Уже вечером, при свете многочисленных светильников, развешанных на ветвях тутового дерева, партию было решено перенести на завтра. Появился Герфегест. Он

легкомысленно осмотрел доску, цокнул языком, подмигнул Элиену и осведомился.

– Не хочет ли достойный сын Тремгора сказать что-нибудь великому Наратте, помимо “Перемещения завершены”?

Элиен хотел. Наратта, у которого целый день чесался язык и он с трудом удерживал себя от болтовни, памятуя о правилах, с готовностью согласился. Они перешли в тронный зал.

– Мое время дорого, и дорого не только мне, но и всей Сармонтазаре, а значит, и Асхар-Бергенне тоже, – начал Элиен, взывая к Гаиллирису, чтобы тот на время залепил свинцовой печатью красноречивые уста Наратты. – Я должен успеть уничтожить силу Урайна прежде, чем его кутах появятся под стенами городов Севера и Юга. Отпусти меня, повелитель, и после того, как я исполню свое предназначение, оружие Эллата само ляжет к твоим ногам. Но прежде оно должно обагриться черной кровью Урайна.

Наратта ответил не сразу. Он прошелся по залу, пнул ногой свой диковинный трон, пробормотал что-то невнятное себе под нос, окинул взглядом щитоносцев в нишах, чьи шестоперы тускло поблескивали в неярком свете горящего конопляного масла.

Наратта преобразился – его тучность больше не бросалась в глаза, он утратил сходство с барсуком. Сейчас его можно было принять скорее за могучего и свирепого медведя. Голос Наратты тоже преобразился:

– Мой дед зарубил Девкатру и швырнул его мозги на поживу степным волкам, чтобы злу больше не было места в Асхар-Бергенне. Мой отец разыскал череп Девкатры и завладел былой силой Пса Хуммера; эта сила вошла в его сердце, и тяжкий молот грютской мощи вознесся над Сармонтазарой. Но твои соотечественники силой своих клинков смогли отвратить нас от призрачного сияния славы Спящего в Лон-Меаре. Тридцать лет назад грюты навсегда покончили с темным мороком Хуммера в своих сердцах. Мертвые обрели покой в своих могилах, живые вернулись к ароматным ветрам степей. Череп Девкатры ты можешь видеть и сейчас. – Наратта указал на свой диковинный трон. – Вот уже тридцать лет я каждодневно водружаю на него свое седалище. Но мы, грюты, стали непроницаемы для зла, и нам ничего не сделается, даже если череп самого Хуммера – если только у него есть череп – будет водружен на рыночной площади Радагарны. Мы, грюты, всегда будем несокрушимой защитой Сармонтазары от любых нелюдей. Но чтобы мы смогли одолеть Урайна и его кутах, с нами должно быть оружие Эллата. Я не могу отобрать его у тебя, ибо сказано: “Лишь по доброй воле дарение и Игра могут сменить владельца Поющего Оружия и сохранить притом его главную силу”. И я не хочу отбирать его у тебя, ибо ищу мира и дружбы с Севером. Теперь ты знаешь, чего хочу я, и теперь ты, молодой северянин, быть может, поймешь, что лучший выход для тебя – проиграть в Хаместир и спокойно возвращаться в родной Ласар, дожидаясь известий о победе грютского войска над скверными петухами Урайна.

Герфегест изменил своей обычной манере сокращать перевод до необходимого минимума. Он перевел все до последней буквы. Слишком многое зависело от исхода этого разговора.

Герфегест с тревогой посмотрел на Элиена, чья ладонь давно уже покрывала рукоять меча. Это могло быть движение защиты – так ребенок прячет щенка, судьбу которого решают сейчас за стеной комнаты его родители, – но могло быть и плохо подавляемое стремление к кровавому безобразию.