Дверь ВНИТУДА - Юлия Фирсанова Страница 33

Радужные, как у бабочки, крылышки, золотистые волосики — копна-одуванчик, гибкое тельце, платьице из цветочных лепестков, голосок звонче колокольчика и капризное выражение на перепуганной мордашке.

— О, фея Динь-Динь, — ошалело идентифицировала я малютку. Чисто теоретически имелась уверенность в том, что в мире подлунном, я про вселенную, возможно все. Чуть-чуть шокировало только то, что оно имеется прямо здесь и сейчас. К примеру, лицезреть такое создание — сказочную крошку, очень похожую на мультяшную феечку, — было действительно неожиданно.

— Какая крохотуленька! — умилился минотавр, плененный тесной кладовкой. Для него летающая девочка была что для меня муха.

— И вовсе нет! — Малютка скроила еще более капризную гримаску и топнула в воздухе ножкой, поворачиваясь вокруг своей оси так, чтобы каждый из присутствующих верзил имел счастье наблюдать ее недовольство. — Динь-Динь — моя двоюродная тетушка, а я Тинь-Тан!

От темпераментного вращения крошки юбчонка на мгновение задралась, и я совершенно точно увидела, что он — не Динь-Динь. Под тканью у феечки совершенно отчетливо просматривались мужские колокольчики.

— Приятно познакомиться, Геля, — в свою очередь представилась я, несколько смущенная стриптизом, пусть и в столь ювелирном, то есть миниатюрном исполнении.

— Старуха солгала, обещала открыть дверь к Каалахарне и умерла! Черный верзила сказал, эту дверь откроешь ты! — Если б не нежность и тонкость голоска, я бы сказала, крылатый малютка нахально рявкнул требование. Его миниатюрность не стала бы препятствием для ответной резкости с моей стороны в духе: «Раз черный обещал, пусть он открывает». Но бесшабашная решимость, плескавшаяся в синющих глазах малыша, свидетельствовала о том, что его приказной тон не более чем ширма, за которой притаилась последняя и самая отчаянная надежда вкупе со страхом.

— А я могу открыть дверь перед чужим гостем? — озадаченно запросила я подсказку зала — инструкцию у куратора.

Тот невозмутимо кивнул:

— Прецеденты имеются.

«Раз можно, то о чем базар? Есть клиент, значит, будет дверь», — мысленно согласилась я, несколько насторожившись при слове «прецеденты» и стоящей за этим очевидной реальностью, касающейся смертности кураторов и потенциальной опасности сей увлекательной, чего греха таить, работы.

— Если тебе действительно нужно именно туда, получишь свою Калахари, — пожала я плечами. Малая личная статистика переходов свидетельствовала: клиенты, уходящие порталами, оставались довольны конечным пунктом назначения.

— Каалахарну! — поправил Тинь-Тан, надув алые, как сок клубники, губенки.

Теперь этот мелкий обиделся, что я с первого раза не воспроизвела зубодробительно-географическое наименование цели. У меня вообще со скороговорками туго. Если сакраментальную историю сосущей Саши я еще могла повторить худо-бедно в приемлемом темпе, то стоило зайти речи о траве и дровах, как поленница у меня мигом менялась местами с мелкой растительностью. Стаська, гад, одно время специально выискивал самые языколомательные скороговорочки и хохотал как умалишенный над моими вольными импровизациями на тему.

— Да хоть в Сахару! — припомнив детские обиды, огрызнулась я.

Но мотылек меня уже не слушал.

— Пахнет сладко! — объявил он, потянув носом аромат, идущий от духовки, где доходила до готовности шарлотка.

«И этого кормить!» — обреченно подумала я и поскорее, пока решительный малявка не взял штурмом плиту, объявила: — Шарлотке еще пятнадцать минут печься. Придется подождать! Из готового есть рыба.

— Рыбу не ем! — категорично отказался мелкий привереда и устремился к новой цели, засеченной его внутренним локатором.

Обращая на минотавра столько же внимания, сколько на стену и утварь (может, он на крупные предметы как на живое вообще не реагировал?), Тинь-Тан метнулся к полкам кладовой. Он завис над банкой с цветочным медом, успевшим за давностью лет перейти из жидкого в твердое состояние. Да что там твердое. Продукт уверенно стоял на пути к стопроцентному окаменению. Подарочек с личной пасеки дедушки одного из сослуживцев на день рождения совершал этот сложный химический процесс, потому как у меня не поднялась рука передарить подарок, сделанный от всей души. Подруги иногда добавляли медку в чай, а я хранила его как НЗ на случай ангины. Иных путей реализации, из-за отсутствия тяги к сладкому у владелицы банки, не наблюдалось.

Так вот, Тинь-Тан завис у банки с выражением маньячного вожделения на кукольном личике и чуть ли слюной не истекал. Я возликовала! Пусть и мелкий, зато гость, которого можно угостить и уменьшить какой-то нескончаемый запас сладкого, без угрызений совести по перепихиванию подарочного продукта.

— Это мед. Открыть банку?!

— Хочу-у-у! — пропел мотылек, и в тоне его мне послышалось винни-пуховское: «То и другое, можно без хлеба». Значит, в отдельную емкость не выковыриваем!

Я протянула руки (мимо минотавра втиснуться в кладовую целиком никакой возможности не было), взялась за крышку и потянула. Летун, не дожидаясь завершения процедуры откупорки, ввинтился в зазор. Картинно раскинув руки, упал в каверну засахаренного продукта.

Когда-то мне на глаза попал тупой детский мультик. Сути его не помню, хоть убейте, зато в памяти прочно засел эпизод про термитов, которые в считаные секунды уничтожают в доме всю мебель: стол, диван, кресло. Так вот, крошечный Тинь-Тан работал челюстями и ручками с бритвенно-острыми ноготками со скоростью тех мультяшных термитов. Вряд ли прошло больше минуты с того мига, когда он влетел в банку, до торжественного излета из нее с самым блаженно-умиротворенным выражением на личике. Фей слупил весь мед, нисколько не заморачиваясь тем, что нарушил своими действиями несколько физических законов Земли. Мне осталось только удивленно вытаращиться на героя-освободителя, чьими трудами я избежала позорной необходимости выкидывать подарок, да в придачу отпала необходимость отмывать банку. Она сверкала такой чистотой, что следовало лишь сполоснуть для проформы.

— А теперь в Каалахарну! — попросил сияющий как лампочка кроха, торжественно объяснив причину спешки: — Я чувствую силу предстать перед священным цветком предков!

— Ну если чувствуешь, давай попробуем… — Следовало только предупредить минотавра о том, что сейчас «может вылететь птичка». Рогатик почел за лучшее зажмуриться и перестраховки ради даже закрыл глаза громадными ладонями.

Я отступила за порог тесной кладовки и закрыла дверь. Выждала миг-другой и снова рывком распахнула. Вместо правой стены кладовой был луг. Нет, был ЛУГ. Цветы и травы, на нем произрастающие, страдали гигантоманией в тяжелой форме, или, вернее, они ею наслаждались. Нельзя страдать так ярко и красочно! Буйство красок и ароматов составляло грандиозную феерию, королевой которой был громадный цветок, настолько величественный, что Раффлезии Арнольди и Аморфофаллусу Титаниуму оставалось лишь нервно курить в сторонке и считать себя вольфиями из пруда. Больше всего гигантский цветик-лютик походил на лилию, слившуюся в страстном лобзании с ирисом. Интенсивно фиолетовый в середине, лиловый дальше, вся радуга красного от сердцевины к краю, источающий великолепный аромат. Удушающий, словно от десятка флаконов с дорогими духами, разлитыми в одном месте, но вместе с тем удивительно приятный. Это растение было волшебно. Я ничуточки не удивилась, когда Тинь-Тан благоговейно выдохнул: