Дверь ВНИТУДА - Юлия Фирсанова Страница 32

Я беспомощно пошарила взглядом по стенам и физиономиям озадаченных не меньше меня ЛСД и Конрада, прикрывающих фланги. Да, они тоже не знали, как прекращать истерики минотавров. Пришлось импровизировать. Я уцепила с вешалки чистое полотенце для рук и сунула в лапы гостя. Тот тряпочку взял, но, вместо того чтобы утереться, трубно высморкался. Ох, однозначно, полотенчико в мешок с кровавы ми тряпочками на выброс. Отстирывать такие густые зеленые сопли вручную невозможно, а машину жалко, моя малютка может не справиться. Осталось только дождаться ночи, чтобы под ее покровом выбросить все компрометирующие улики на помойку у соседнего дома! Бросать такое в родной мусоропровод нельзя, мало ли кто и что найдет, объясняйся потом с полицией.

— Успокоился чуток? — заботливо похлопав Рогатика по бедру, выше не доставала, спросила я и предложила: — Расскажи, почему ты решил, что идешь на смерть?

История рогатого парня оказалась в общем и целом типичной историей неудачника. То есть того, кто по целому ряду ведущих признаков не соответствовал ожиданиям и правилам общества. Минотавры были вполне обычным воинственным и суровым народом, в чем-то неуловимо похожим на спартанцев. Конечно, таких, каких мы знаем по книгам.

Жило племя Рогатика в гористой местности, но парень, после неудачного падения в раннем детстве, опасался высоты, а заблудившись разок в подгорных пещерах, стал бояться и темноты. Эти унизительные для каждого будущего воина фобии ему еще могли простить, но то, что минотавру оказалось не по плечу отыскать выход из сельского лабиринта в день подросткового посвящения, — такого племя с врожденным свойством ориентирования в темных пустотах не простило. Парень стал изгоем, не получившим кольца в нос.

Пару десятков лет, пока была жива мама, готовая свернуть рога за свое чадо кому угодно, его просто брезгливо обходили стороной, потом травили для развлечения. Садистами рогатые силачи не были, заживало на них все быстрее, чем на собаке, потому иных страданий, кроме унижения. Рогатику не доставляли. Он привык и к этому, сам никогда не рвался в общество, довольствуясь возней в огороде. Вот что он любил, так это растения. Те давали такой урожай, что трусливого силача старейшины стали считать условно полезным!

В относительно мирный «аул» беда пришла откуда не ждали. Началась война с соседями. Всю молодежь забрили в солдаты. В первом же бою минотавр-пацифист навеки покрыл позором свой род, не в силах поднять руку на врага. Свидетелей преступления было предостаточно.

Рогатика обвинили в дезертирстве и приговорили к смерти. Приговор должен был привести в исполнение на заре главный пахан, конкретнее, шаман племени. Его заперли в сарае, он сидел и думал о своем огородике, о том, что так и не увидит, как созреет новый сорт замечательной брюквы и яблок, как расцветут любимые мамины цветы. А потом вдруг сарай превратился в мою тесную кладовку. Вот большой парень и решил: все происходящее есть часть начавшегося ритуала казни и весь мир есть глюк. То есть все вокруг ему кажется после грибной настойки — последнего, что пил смертник. Благо опыт причудливых видений после принятия оной на грудь имелся. Так в инфернальных грезах Рогатик и собрался перешагнуть грань между жизнью и смертью, потому меня и все окружение минотавр принял за иллюзию.

Рассудив, что иллюзий много не бывает и буйно реагировать на порождения собственного разума минотавр не собирается, к созерцанию живого содержимого кладовой в открытую, перестав шифроваться под ветошь, присоединились Конрад, он же Вампилов, и Ледников.

Вампир обозрел Рогатика и задумчиво выдал оценку:

— Крупный экземпляр, в боевом раже таких стоит опасаться даже мне. Не повезло парню с характером.

— Люди разные нужны, люди всякие важны… и минотавры тоже, — возразила я под скептическое фырканье ЛСД. — Хавать великие воины что будут, если никто им брюкву не вырастит? Таких селекционеров следовало охранять и создавать оптимальные условия для работы. И не отсрочку от армии, а белый билет сразу на копыта выдавать. Но поскольку воинственные минотавры сородича не оценили, он найдет свое счастье в другом месте.

Что удивительно, на мой пассаж о счастье и лучшей доле ЛСД ответил молчанием. А я наскоро объяснила подготовленному грибной настойкой Рогатику принцип действия портала «в лучший мир» для чайников, как понимала сама. Тот поверил сразу и во все, чистое дитя природы! Только повздыхал и робко спросил:

— А можно мне тут остаться? Ты хорошая! Молока дала! И пахнет здесь уютом, почти как у мамы.

— Лапочка, я бы с удовольствием тебя приютила, жил бы у меня на даче, в огороде возился. Пятнадцать соток счастья и столько же под картошку можно занять на колхозном поле! Только у нас на Земле не живут минотавры, тебе тут неуютно будет. Смотри, вон даже в кладовой застрял!

Процесс увещеваний, утешений и переговоров был прерван рычащей скороговоркой ругательств ЛСД, схватившегося за запястье левой руки. Рубашка и рукав стильного пиджака приподнялись, открывая браслетку экстренного вызова, очень похожую на ту, какой куратор наградил меня. Мужчина нахмурил брови (лоб прорезали глубокие морщины) и исчез. Снова я видела, как он телепортировался. Оп! И пусто! Настоящее, всамделишное чудо, еще одно в копилку выпавших на мою долю.

Я полюбовалась на пустое место и вернулась к беседе с Рогатиком. Мне ужасно нравился милый добрый чудак чудовищных габаритов, но держать дома такую «зверушку» было бы невозможно.

Читать парень не умел, а проверять его материальность методом удаления на расстояние я не стала. Не хотела заставлять Рогатика волноваться. И так все было предельно ясно. На Земле реально ассимилироваться только существам, способным сойти за людей, кому-то вроде паскуды Ледникова и Конрада. Потомок фениксов и высший вампир неплохо притворялись хомо сапиенс, настолько неплохо, что, даже зная об их природе, я то и дело забывалась и начинала принимать их за людей. Хотя по большому счету мне было совершенно наплевать на расу и пол новых знакомцев. Кровосос всего за день зарекомендовал себя заботливым другом, а куратор из отряда куриных (по-моему, фениксы, по описаниям в сказках, больше всего походили на этих птиц) — язвительной высокомерной заразой.