Огонь в янтаре - Катерина Крутова Страница 31

—Один раз предложу, и больше щедрот таких не будет,— полукровка вышел на свет, корявый, вытянутый, кажущийся еще выше на фоне скудной поросли.— На двоих награду поделим. Голову ты принесешь, а выродка из утробы я на себя возьму.

Резкий смех, точно удар кнута, раскатился по предгорью. Обернулся Возгар. Девицей в чешуйчатом доспехе стояла Яра:

—Не рановато ль шкуру драконью делить, покуда добыча не схвачена?!

—Молода ты, ящерка, супротив древней тьмы,— усмехнулся отпрыск лесного злыдня, резко садясь на корточки и запуская сучковатые пальцы в жухлую траву.

—Сзади!— успел выкрикнуть Возгар, приметив большую черную змею, скользнувшую меж камней. Сверкнула в руках Яры драконья сталь, да поздно — оплели ноги ее по лодыжки кривые корни, а по ним, шипя и сверкая на солнце черной блестящей кожей, ринулась гигантская тварь, подобных которой воин отродясь не видывал. Плоская пасть распахнулась, обнажив кривые клыки, и вскинулась, метя в девичий живот.

—Прочь!— рванулся воин на помощь.— Ни жена моя, ни сын тебе не достанется!

—Вот оно как…— усмехнулся за спиной Дир.— Наш борец с ящурами и сам драконий ублюдок, оказывается!

—Справлюсь!— остановила Возгара Яра, взмахивая мечом, который сверкнул на солнце, кратко обернулся шипастым хвостом, а затем вытянулся в узкую тонкую цепь — ту самую, что наемник уже не единожды видел в руках рыжей.— Против стали драконьей порожденья ночи бессильны, верно говорю?!— Полыхнули золотом глаза, покуда цепочка круг за кругом опоясывала змеиное тело, вынуждая навию Эспиль извиваться в муках, раз за разом обновляя обожженную кожу.

—Злыдня возьми!— Яра попыталась топнуть ногой, сбросить опутывающие корни, но лишь скривилась со злым раздражением.

—Не сможешь, дева крылатая!— усмехнулся Дир.— Не вырваться, ни драконицей обернуться не выйдет. В этот раз врасплох застать не вышло, сама в ловушку сунулась. Травы те в Навь корнями вросли. Далеко ты от Твердыша Пращура отлетела, нет здесь защиты Первородного. Долго нам пришлось прореху искать. Коль не Эспиль с ее чутьем, в жизнь бы не нашли. Но подруга моя самому Горычу в бабки годится, а уж до младого семени драконьего ее такой голод обуял, что страх потеряла, а силы преумножила.

От откровений Дировых к горлу Возгара подступила тошнота — предполагал он, что по Ярину душу навия рыщет, и дитя их нерожденное манит ночную тварь, но услыхав это покойней не стало. За спиной охнула, зашипела от боли Яра — Эспиль смогла извернуться и оцарапать клыком сжимавшую цепь ладонь. Не раздумывая боле, кинулся воин на злыдня, но вздыбились под ногами камни, выпуская из недр сеть сплетенных корней, вынуждая, спотыкаясь, замедляться.

—Языком ты молоть горазд, а на честный бой выйти боишься?— наемник перепрыгнул выросшее препятствие, чтобы завязнуть в не пойми откуда взявшемся мхе.

—Толку от ваших честных боев, коли честь вы лишь свою, людскую признаете? У нас, поганцев, свой удел и своя правда. А твоя где, бескрылый ящур-недочеловек?— Дир насмехался, и бледные губы его округлялись, растягивались безобразным черным дуплом.

—В душе, что в мире с собой живет. В делах, что по совести выполнены. Не губил я на своем веку безвинных, немощных, слабых…— Возгар рубил саксом наотмашь: сучья, ростки, молодые побеги и старые узловатые корневища. Но медленно, слишком медленно продвигался он вперед.

—Думаешь, ты нас лучше, драконий выкормыш?!— полукровка внезапно перестал ухмыляться и вскочил в полный рост.— Кто дал тебе право над братьями и сестрами моими суд чинить? С чего взял ты, что глупцы из жадности ли, зависти ли, иль другой слабости сделки с навью заключившие, а после уговора испугавшиеся и на попятную пошедшие, жизни больше достойны, чем те, кто не тая ни натуры, ни мотивов лишь по своим законам жить хотят? Отчего же люд к нам бежит, как напасть случается — то в любви, то в войне, то в ином бедствии о помощи молить, а как получит свое, так все — ближе околицы не подпускает, с порога гонит, байками про нас детей пугает? Почему ты и потомки твои на равных в стадах людских живут, почетом пользуются, а мое племя обречено таиться во тьме? Такова ли честь и правда твоего мира, а Возгар, потомок ящура Светозара?

Ничего не ответил лучник. Лишь кожу опалил нестерпимо, до боли бабкин оберег, да Яра выдохнула через силу:

—Поспеши!

Повинуясь какому-то наитию, иль порыву второй, драконьей, души, Возгар сорвал с шеи обжигающие бусы, сжал в кулаке застывшие слезы светозарного белого дракона и угольный коготь черного, стиснул зубы, сдерживая рвущийся крик — точно пламя живое плясало внутри ладони, а затем метнул, разжимая пальцы, память предков в тощего, точно высушенное дерево, выродка. Брызгами раскаленного пламени выплеснулись бусины горюч-камня на Дировы одежды. Занялись и холщовые портки, и похожие на корявые стволы ноги. Рухнул злыдень оземь, принялся кататься по ней, сбивая пламя.

Облегченно выдохнула за спиной Яра — громко захлопали, погнали потоки горячего воздуха, расправляясь, янтарные крылья. Пуще разгорелся драконий огонь. Дурным голосом закричала Эспиль, из змеи обернувшаяся вдруг черноокой девкой.

—Пощади, Возгарушка, не губи мою красу,— зашептали губы, все в запекшейся крови. Но не было пощады в сердце воина к той, кто смертью возлюбленной и дитю его угрожала. Лишь согласно кивнул богатырь янтарной драконице, воспарившей над Фьордом, сжимая в когтях извивающееся тело. Навия же все норовила вырваться — то в змею, то в птицу перекидываясь, но крепко пронзили держала Яра тело поганое. Миг — и окрасились темные воды алым, и скрылась в волнах оторванная голова — не девичья уже и не звериная. Жуткое чудище из самых страшных снов в последнем взгляде провожало мир подведенными сурьмой глазами.

А ящерка яростная в горячке неистовой принялась кромсать и рвать навье тело, мелкими клочьями усеивая берег и окрестные скалы.

Как внезапно вспыхнул, также и резко погас магический огонь. Словно питала бусины ярость Возгара и страх за любимую. Опаленный, посреди круга выжженной травы лежал Дир. Не по себе стало воину от вида поверженного противника, не жалость, не отвращение, но ужас первородный внушали белесые мутнеющие с каждым вздохом глаза, и губы, изогнутые злой улыбкой:

—Признаю, победил. Но сладка ль тебе та победа, коль разделить ее не с кем? Нет от навьего яда спасения. Помрет твоя суженная и приплод. Кончилось время драконье — наше пришло. Знать, не зря я жизнь отдал.— Дир заскрипел, как трущиеся друг о друга стволы, хрустнул, точно пронзенная морозом ломкая ветвь и на глазах начал деревенеть, оборачиваясь из людского облика кривой корягой. Возгар отпихнул выродка с омерзением и обернулся к Яре. Та улыбалась. Стояла в девичьем обличии на самом краю скалы, с головы до ног в навьей крови перепачканная, и смотрела на него с безграничной любовной грустью, будто наглядеться не могла напоследок.

Воин успел вскочить, броситься к возлюбленной, но она уже спала с лица, побледнела мертвенно, качнулась и рухнула вниз.