Леди Артур - Игорь Осипов Страница 31

— Э-э-э, — протянул я и глянул снизу вверх на девушку: — Ты думаешь, она отдельно ходит?

Что-то мне не улыбалась перспектива встретиться с призраком большой кошки во время похода в туалет. Особенно после того, как я видел тень хвоста у Катарины.

— Не знаю. Но я несколько раз просыпалась с куском хлеба в руках. И не помню, как в сумке рылась, — она пожала плечами, а потом положила свою ладонь на мою. — А твоя система — она же как дух говорящей вороны. Давай вместе их кормить. Я мясом. Ты сыром и варёными яйцами.

— Ну, давай, — неуверенно ответил я. Вот в то, что встроенный в голову процессор начнёт жрать втихаря от меня сыр, как-то не верилось. Да и мог бы — скорее уж конфеты точил бы. Ну, подыграю Катарине. Она боевая, но в некоторых вопросах наивная, как монашка-первоклашка.

Мы шли. По пути я слушал писк магодетектора. Вскоре можно стало различить три источника, два из которых находились в десяти шагах от нас. И в одном уж точно сомневаться не приходилось.

— Подожди, — произнёс я и повёл Катарину к небольшому костру, у которого хлопотала Марта — Лукреция таки взяла с собой в качестве служанки ту деревенскую волшебницу с вырванным языком. На огне на большой чугунной сковороде, чёрной от нагара, уже скворчало мясо с луком, а в котелке кипела вода. Рядом с костром лежал мешочек с бобами. Так, понимаю, у нас на обед будет похлёбка с мясной поджаркой и бутерброды с сыром.

Противный скрип, как от ржавых дверных петель, усилился. Но я и так уже мог видеть висящие в воздухе солонку и перечницу, небольшой ножик и деревянную лопатку, в то время как Марта аккуратно нарезала тоненькими ломтиками сыр. Немая ведьма заметила нас, кивнула, а потом протянула желтоватые кусочки сыра.

— Ы. А-а-а, — промычала она, поднесла пустую руку к своим губам и сделала вид, что откусывает.

Я взял кусок, попробовал. И скажу: недурной вкус у Лукреции, если ей пармезан подают.

— Спасибо. Вкусно, — поблагодарил я и повёл Катарину к повозке с оборудованием, в которой засела Лукреция. Преобразованные в звук показания датчика стали другими: чётко выделялся однотонный сигнал, похожий на то, когда долго тянут одну и ту же ноту на скрипке. На его фоне часто-часто звенели молоточки ксилофона. Очень быстро. Но стоило мне коснуться тента фургона, как звуки резко оборвались, а в просвете показалось взволнованное лицо Лукреции.

— Уже обед? — быстро спросила волшебница, бегая взглядом по нашим лицам.

— Не-е-ет, — с натужной улыбкой, ответил я. Магесса явно что-то прятала. Нужно будет потом проверить пломбы и замки на ящиках с оборудованием.

— Я тогда ещё немного вздремну, — произнесла Лукреция, театрально потянувшись. А я заметил небольшую записную книжку в ее руке. Но начинать истерику и обвинять ее в шпионаже без оснований — глупая затея. Хотя…

— Не буду мешать, — снова улыбнулся я. — Но осторожней с пломбами — они волшебные. На них проклятье: кто их сорвёт — матка отвалится.

Лукреция брезгливо поджала ноги и поправила плед, накинутый поверх лавок.

Сделав невинную физиономию, я отошёл от фургона.

— Матка отвалится? — нахмурившись, спросила Катарина. И я кивнул, изо всех сил стараясь оставаться серьёзным, но самому хотелось засмеяться в голос: чувство юмора у девушки отсутствовало напрочь, вообще.

— Не яси, — пробормотала она. — Никогда не любила проклятья. Вот пуля в живот — это понятно. Нож под рёбра — тоже. А проклятья не люблю. Никто их не любит.

Я вздохнул и обратился к внутренней помощнице:

— Система, выдели сигнатуры «Марта» и «Лукреция». Очисти от них запись сигнала за последние три минуты. Воспроизведи.

— Воспроизвожу.

Из какофонии по очереди пропали скрип несмазанных петель и нотки ксилофона под аккомпанемент одинокой скрипичной струны. Остался какой-то невнятный шум, словно из старых динамиков.

— Усилить.

Шелест стал громче. И с каждым разом он становился отчётливее. Одновременно с этим в дополненной реальности появилась отметка, обозначающая поле относительной шириной примерно в двадцать градусов, откуда исходил сигнал. А потом метка резко сместилась, словно источник обежал поляну и застыл в противоположной стороне.

— Черт, — выругался я. — Система, произвести фильтрацию в реальном времени.

— Выполняю.

От звука стало не по себе.

«Ненавижу», — хрипел голос, словно записанный на сильно поцарапанную виниловую пластинку. «Ненавижу», — повторял он раз за разом.

— Определить местоположение! — в голос выкрикнул я, начав быстро озираться. Но ничего необычного видно не было.

«Ненавижу!» — начал кричать голос, сменившись скрипом пенопласта по стеклу.

— Что случилось? — доставая пистолет, спросила Катарина, которая ела уже третий кусок сыра, пока я проводил анализ. Недоеденный кусок упал ей под ноги, и вскоре второй пистолет оказался в руках храмовницы.

— Не знаю, — растерянно ответил я. Крик метался по поляне, не желая затихать, а потом вдруг обрёл плотность.

— Ненавижу! — заорала одна из солдаток, вышедшая в этот момент из леса с охапкой хвороста. Она выронила свою ношу, неспешно, как киношный зомби, достала топор из-за пояса и на ватных ногах направилась к ближайшей сослуживице.

У меня волосы дыбом встали на голове — и не только. А по поляне разнеслись вопли:

— Дульс! Это Дульс!

На поляну сбежались все, включая полуголых молотобойчих и рыцарш. Клэр застыла с выпученными глазами, а Ребекка быстро хлебнула из фляжки, вытерла тыльной стороной ладони губы и начала раздавать указания:

— Не подходить. Выдохнется сам. Отпустит ее.

А зомби, закатив глаза, отчего виднелись только белки, ковыляла по поляне и неуклюже размахивала перед собой топором. Создавалось впечатление, что женщина резко разучилась пользоваться оружием и только истерично повторяла: «Ненавижу». Поняв, что никого не сможет настичь, бесноватая направилась к ближайшему фургону, занося топор над головой.

— Не яси, — пробормотала Катарина и бросилась вперёд.

В этот время Ребекка уже давала другие указания:

— Не дайте подойти! Отталкивайте жердями и древками копий!

Женщины всполошились и начали хватать, кто что мог.

А Катарина почти на цыпочках начала заходить к женщине сзади.

— Толкай! — орали солдатки, выставив оглобли и пики в сторону зомби.

— Ненавижу, — роняла вместе с пеной изо рта одержимая. Действительно, это было очень похоже на одержимость.

— Проснись! — раздавались крики.

— Воду. Холодную воду!

Кто-то подхватил ведро и плеснул на лицо зомби. Та на секунду замолчала и заморгала, хватая ртом воздух, а через секунду завизжала о ненависти с новой силой.