Жених для васконки - Виктория Мельникова Страница 31

Поглядела на месье Отиса из-под полуопущенных ресниц. Менталист ни словом, ни даже жестом не выразил неудовольствия от моего поступка. Поклонился и протянул мне руку:

— Прошу, мадемуазель.

Я была так напряжена, что до этого момента мне казалось, что в вокруг стояла неестественная тишина, словно на меня одели стеклянный колокол. И я будто бабочка металась под колпаком, раз за разом ударяясь о стенки «тюрьмы». Но стоило только «Персефоресту» улыбнуться и кивнуть мне, как мир снова наполнился целой симфонией звуков. Это было настолько внезапно, что у меня закружилась голова.

Краем глаза увидела как покрасневшая Розетт дернулась вперед и мои подруги разом шагнули, преграждая ей путь. Менталист если и заметил, что творится за моей спиной, то никак не отреагировал на это — юноша уверенно увел меня в сторону танцевальной зоны.

— Я рада, месье, что именно вы пригласили меня, — улыбнулась как можно более обворожительно, косясь на месье спутника. — Мы с подругами тут никого не знаем и…

— Я был непозволительно груб, мадемуазель, и забыл представиться, месье Отис, а вы? Могу сказать в свое оправдание, что я торопился.

Угу. Торопился пригласить другую девушку на танец, а потому и мое имя узнавать было не обязательно. Хотя несколько удивительно: конечно месье Отис не присутствовал на уроке, когда меня знакомили с классом, но ведь он наверняка должен был разузнать, благодаря кому отправился в больничное крыло. Я нахмурилась. Не может же быть «Персефорест» совсем не любопытным! Ведь я бы точно узнала, что это такое произошло.

— Мадемуазель Эвон, — любезно подсказала. — Мы виделись на факультативе.

Рука юноши дрогнула.

— Прошу прощения, мадемуазель, не узнал вас.

Я расстроилась, ведь самое первое впечатление, оно наиболее важное! Получается, я оказалась настолько неинтересной, что обо мне сразу же забыли. Подозрительно покосилась на Отиса. Или, может, это была обычная история на уроке? Неужели каждый факультатив месье Оливье заканчивается крепкой ментальной затрещиной!

И все! Ни словечка больше. Я тщетно ожидала вопросов или хотя бы шуток, ведь юноши обычно любят щегольнуть какой-нибудь нелепицей, думая, что этим вызывают симпатию у своих спутниц. И это я не сама придумала, так вечно говорила Атенаис, а уж она то, я думаю, разбирается в таких вопросах. Да и если поглядеть по сторонам, понаблюдать за парочками, то только убедишься в верности подобной мысли: вон девочки с целительского факультета хихикают, прячась за веерами, а рядом стоят чрезвычайно довольные боевики. Но действительно ли маг сказал что-то интересное?

Если так подумать, в этом нет ничего предосудительного, чтобы сделать вид, что совершеннейшая глупость — смешная вещь. Я же подыгрываю подругам, когда вижу мышь: кричу точно так же как Армель и запрыгиваю на диван не хуже Авроры. Почему бы не подарить мужчине немного иллюзии, что он обладает прекрасным чувством юмора?

Все так же молча месье Отис проводил меня к середине зала, где Эрик уже распределял пары. Мы с менталистом замерли друг напротив друга. Это же катастрофа! Если я не смогу покорить менталиста за этот танец, можно забыть о каких-либо надеждах на совместное будущее.

— А вам нравятся бранли? Я их не очень хорошо знаю и порой путаюсь.

— Не волнуйтесь, мадемуазель, этот танец очень простой, — улыбнулся месье Отис и поднял руки, нисколько не смущаясь, когда наши ладони почти коснулись друг друга.

Заиграла музыка и весь зал словно вытянулся, едва не привставая на носочки, в ожидании музыки.

Я нахмурилась. Совсем иначе мне представлялся бранль. Разве танцы это не время кокетства и томных взглядов? И уж никак не фальшивой улыбки и парочки рассеянных кивков. Этого ли я хотела, так нагло делая шаг вперед? Определенно нет! А почему так произошло?

Я обернулась на мадемуазель Розетт. Могло ли так получиться, что мой «Персефорест» и эта девушка влюблены друг в друга? Но нет, Розетт уже во всю о чем-то шепталась с другими студентками и даже не следила за нами! Сыграй со мной судьба такую шутку, я бы конечно не кинулась выцарапывать сопернице глаза, но внимательно бы следила за танцующими.

Едва закончилось вступление, все дружно застучали каблуками, отбивая положенные движения танца. Мне стало смешно: будто кони в стойлах!

Разом представила себя в образе молоденькой кобылки трехлетки с ярким пятнышком на лбу. Точь-в-точь как моя любимица Снежка в «Гнезде». И пасемся мы такие целым табуном на залитой солнцем лужайке. Месье Отис вполне мог быть прекрасным конем шоколадного цвета: от носа, до кончика хвоста. Вот та девушка — серой в яблоках, а некроманты, наверняка, вороные с белыми «носочками». А мадам Франсуаза…

Юноши трижды громко «побили копытом» и замерли, ожидая нашего хода. Закусила губу, как если бы закусила удила и, задорно улыбнувшись равнодушному месье «Персефоресту», топнула ножкой. Подмигнула явно растерявшемуся магу и с поворота обошла соседа слева, встав в пару с боевиком. Покосилась на месье Отиса и удовлетворенно кивнула, менталист проводил меня удивленно-заинтересованным взглядом. Вот так! Боевик, который принял, видимо, мою радость на свой счет, разом воодушевился и даже приосанился.

Ритм музыки все убыстрялся, а я споро отбивала удары и, взмахнув юбкой, меняла партнеров. И у каждого следующего глаза горели не меньшим блеском, чем у меня. А я и не знала, что танцевать можно так!

Сердце колотилось как бешенное, а у меня в груди воздуха становилось все меньше. Перед глазами все плыло, то ли от опьянения музыкой, то ли от того, что корсет с каждой минутой все сильнее впивался в бока. Дурнота стремительно накатывала, и я с облегчением вдохнула, когда мы таки завершили раунд и вернулись к своим партнерам, что ознаменовало конец танца. Конечно, в условиях настоящего бала мы бы продолжили, но на занятиях обычно ограничивались только полным кругом.