Вечный ястреб - Дэвид Геммел Страница 30

— Хотел бы я тебе верить, да не получается. Смотрю на тебя и вижу человека, который мог бы стать лордом-ловчим. Дети подражают тебе, у костров только о тебе и рассказывают. А что ты такое сделал? Воровал чужой скот. Что они все находят в тебе, Касваллон?

— Понятия не имею. Я этих басен не слушаю.

Камбил спустился в лагерь, а Касваллон сидел наверху и смотрел на звезды.

Холодное дуновение коснулось его затылка, но листья на деревьях даже не дрогнули. Касваллон оглянулся — позади стоял Талиесен в плаще из мерцающих перьев, с дубовым, увитым омелой посохом.

— Трое мальчиков погибли, — сказал Касваллон, освобождая друиду место на камне рядом с собой.

— Знаю. — Талиесен сел, опираясь на посох. — Королева тоже мертва.

— Кто она была? Как ее звали?

— Сигурни, королева-ястреб. Говорила она что-нибудь перед смертью?

— Обещала вернуться — так мне сказали ребята. А меня она приняла за знакомого ей человека.

— Причина всему — старик, известный тебе как Оракул. Могу лишь надеяться, что сумею это исправить.

— О чем ты?

— Скажи Оракулу, что ты со мной говорил. Скажи, что я велел обо всем тебе рассказать, но сам эту историю никому не рассказывай. Уговор?

— Уговор.

Мэг и Карен выбежали из дома, как только охотники показались на дальнем холме. Из других домов тоже выбегали женщины. Мужчины на полях бросали свои орудия и спешили навстречу охотникам.

Вскоре Камбил уже отвечал на вопросы своих сородичей, а Касваллон с Гаэленом пробирались сквозь толпу к Мэг. Она сжала ладонями щеки мальчика.

— Все хорошо, мой голубчик?

— Да.

Видя, что он опечален, Мэг взяла его под руку и повела к дому. Бедняжка, думалось ей. Он и так настрадался в жизни, а теперь на него свалилось новое горе.

В доме ждал издольщик по имени Дирк. Он расспросил Карен о Гаэлене и отправился с ней на холм, погулять.

Изнуренный Гаэлен сразу рухнул в постель, Мэг и Касваллон сели рядом у очага.

— Ты можешь гордиться им, Касваллон, — сказала она, выслушав рассказ мужа.

— Знаю, — с глуповатой улыбкой ответил он. — Я чуть не заплакал, слушая его повесть.

— Он вырастет настоящим мужчиной.

— И раньше, чем ты полагаешь.

— А как ты умудрялся ладить с Камбилом все эти дни?

— Он меня, признаться, пугает. Думает, что я хочу посадить Гаэлена на место Агвейна. Скажи, в своем ли он уме после этого? Такие мысли, должно быть, давят его, как жернов.

— Он одинок и подвержен грусти. Я рада, что ты не таишь на него зла.

— Как бы я мог? Мы с ним росли вместе. Он всегда был таким — думал, что отец любит меня больше его, и рвался хоть в чем-то меня превзойти, но так ни разу и не сумел. Будь я умней, я бы иногда ему поддавался.

— Ну нет, это не в твоей натуре. Слишком ты для этого горд.

— Разве может мужчина быть слишком гордым? Вреда этим я никому не чиню. Сколько живу, не оскорбил ни одного человека, не обидел того, кто слабее меня. Мне нет нужды выставляться — я просто знаю, на что способен.

— Чепуха. Ты тщеславен, как птица фламинго. Я видела, как ты подстригаешь бороду перед моим серебряным зеркалом и охорашиваешь ее моим гребешком.

— Ага, подглядываешь?

— Как же иначе. Жена я тебе или нет?

Он посадил ее к себе на колени и поцеловал.

— Ты поистине лучше всего, что я когда-либо воровал в Паллиде, кроме разве быка твоего батюшки.

— Сватался ко мне Интош, а в итоге достался ты, — вздохнула она, теребя его бороду. — Можно подумать, боги прогневались на нашу семью.

— Вот, значит, кто мой соперник? Да ты ж терпеть его не могла. А в постели у него блохи водятся. Я долго чесался, когда украл его меч.

— Так вот откуда ты их притащил, собака!

— Не будем ссориться, милая, — примирительно сказал Касваллон, видя, как засверкали ее глаза. — Парню надо поспать, он сильно намучился.

— Ну погоди, Фарлен. Когда-нибудь я тебе все выскажу.

— А пока, может, помолчишь минутку и приголубишь меня, усталого путника?

— Тоже, небось, спать хочешь.

— Хочу. Если и ты со мной ляжешь.

— Помойся сперва. Хватит с меня твоих блох.

— Ты уже нагрела воды?

— И не думала.

— По-твоему, я во дворе должен мыться? Холодной?

— Зачем же. Спать ляжешь внизу, а помоешься завтра, когда будет горячая.

— Внизу? Ладно, пойду на двор, — вздохнул он, встретившись с неуступчивым взглядом жены.

Позже, когда он уснул, Мэг услышала, как Гаэлен стонет во сне. Она завернулась в одеяло и подошла к нему. Тот же старый кошмар, не иначе. Снова он, израненный, убегает от аэниров, едва волоча ноги.

— Все хорошо, Гаэлен, — зашептала она, садясь на край кровати и гладя его по голове. — Ты дома, с Мэг.

Он со стоном перевернулся на спину.

— Мэг?

— Да, милый.

— Приснилось что-то, — пробормотал он и снова закрыл глаза.

Она вспомнила, как Касваллон впервые привел его. Мальчик держался настороженно. Бегал глазами туда-сюда, словно в тюрьму попал, и сторонился хозяйки. Она показала ему его комнату, и бурный восторг паренька ее поразил.

«Она правда моя?»

«Ну да».

«Я один в ней жить буду?»

«Конечно, один».

«Здорово. Спасибо тебе».

«Да пожалуйста».

«Только заколдовать себя я не дам».

«Понятно, — улыбнулась она. — Это Касваллон наговорил тебе о моих чарах?»

«Он».

«Разве он не сказал, что после свадьбы я их утратила?»

«Не-е».

«С женщинами, когда они поймают себе мужа, такое случается».

«Ясно».

«Давай тогда дружить, хочешь?»

«Хочу, — ухмыльнулся он. — У меня никогда еще друзей не было».

«А мне будет приятно поговорить с кем-нибудь».

«Знаешь, я не очень-то разговорчивый. Не привык умные беседы вести».

«Это ничего, Гаэлен. Главное между друзьями не ум, а искренность. Я для начала первая скажу тебе одну вещь. Когда Касваллон тебя спас, я побаивалась, ведь у нас уже есть сын. Но вот я вижу тебя и радуюсь, потому что ты пришелся мне по сердцу. Тебе будет у нас хорошо, я знаю, а мы научим тебя быть горцем».

«Может, я и этого не сумею».