Смертник - Владимир Махов Страница 30

Врал парень, определенно врал. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы заметить, как он хромает. А спросишь – все в порядке.

Тут Краба угораздило оступиться и напороться на болотного ежа. В самой обычной трясине, между прочим, а не в какой-нибудь болотной штучке. Так битый час скулил, демонстрируя свои царапины. Клешни растопырил – не в смысле пальцы свои уродливые, а руки вообще, где иглы засели, – и скулит. Между тем сам виноват. Какого черта в болоте шарить стал? Или потерял чего? Оступился, так поднимайся осторожно, лишний раз руки в грязь не опускай. Болотные твари к теплу неравнодушны. В ботинках ходи по болоту хоть год, успевай только ноги из топи выдергивать. Конечно, лучше на одном месте подолгу не стоять, но это другой вопрос. А голое тело для ежа – все равно что маячок «кушать подано».

Кое в чем Грек ежу был даже благодарен. В конце концов, если Зона решила всех на ходке пометить, пусть так и делает. Как бы быстро ты ни бегал. Его самого – по башке, Макса в руку. Очкарика, судя по всему, в ногу. Хоть и не признается в этом, подлец. Крабу обе клешни подпортила. Додумался, болван, болотного ежа руками хватать. Он всего одной иглой зацепился – стой и жди. Насосется, сам отвалится. Или снимать надо, соблюдая осторожность, в перчатках. А этот придурок стал его голыми руками отрывать. Еж и распустил полный набор. Получите, пожалуйста, сеанс иглоукалывания, согласно заказу. В самые болезненные точки.

Краб заорал так, что пришлось быстренько обернуться и оплеуху отвесить. Зато душу отвел. Да и парень угомонился. Болотный еж выпустил тельце из колючек, развернулся и в болото ушел, а подарки его в ладонях у Краба остались. Тот широко растопырил пальцы, а иглы в разные стороны торчат, прямо как у елочной игрушки.

С правой руки ему Очкарик сердобольный колючки вынул. С левой он самостоятельно справился.

Грек безошибочно нашел в тумане черноту – следующую вешку и, не сбавляя набранного темпа, двинулся вперед.

Следовало убираться с болота. И чем быстрее, тем лучше.

То, что Зона пока благоволила к пришельцам, еще ничего не значило. Вполне могло так получиться, что она силы копила для решительного броска.

Тишина стояла оглушительная, и это пугало Грека больше всего. Чтобы ни змей, ни этих амфибий, с приставкой «псевдо», разумеется. Не говоря об аномалиях. Гравиконцентраты кое-где мерещились, но куда-то подевались и неизменные атрибуты болотной жизни, разные штучки всех мастей и музей восковых фигур. В просторечье последнюю упомянутую аномалию называли болотным миражом, но Грек предпочитал развернутое название, придуманное им самим. Тем более что имел на это право.

Музей восковых фигур – такое определение как нельзя более точно отражает суть аномалии. Из тумана вдруг вырастают силуэты, в точности копирующие человека, и идут навстречу. Грязно-белые, с доподлинно воспроизведенными деталями. Спросите у любого сталкера, мало-мальски знакомого с местными обычаями, и он вам ответит. Мол, зрелище не так чтобы пугающее, но неприятное – это точно. Хочешь увидеть памятник самому себе – сходи на болото. Подойти можно вплотную и заглянуть самому себе в лицо. Если желание присутствует, естественно.

У проводника такого желания не возникало. Потому что он еще хорошо помнил, какая особенность была у этих восковых кукол.

Поначалу, когда фигуры стали появляться впервые, сталкеры – народ нервный! – к очередному подарку оказались не готовы. На все подозрительное ответ следовал один – девять граммов свинца. Желательно в голову. Вот тут-то и вскрылась одна пикантная особенность. Скульптурки, с точностью зеркального отражения копирующие оригинал, огрызались по-взрослому. Белые пули прожигали насквозь. Откуда что бралось, непонятно, а Зона, как известно, молчалива и не любит, когда кто-либо копается в ее грязном белье.

Лет пять назад Грек стал свидетелем подобной смерти. Тогда сталкеры еще не знали, что восковые куклы только повторяют движения оригинала и никогда не проявляют самодеятельности. Хочешь жить – не стреляй. Иди прямо на предмет. Неприятно – глаза закрой. Зудит палец на спусковом крючке – почеши где-нибудь в другом месте. Столкнувшись с миражом лицом к лицу, почувствуешь холод, как из открытого холодильника. Да и запах соответственный, как будто в том агрегате аммиак подтекает. Вот и все.

Сейчас каждый это знает. Но тогда, пять лет назад, хороший сталкер Грифон сгорел здесь на болоте. Они шли в паре, когда появились белые фигуры. Грифон пальнул. Он был хорошим стрелком. Пуля попала точнехонько в голову. Ответ бедолага получил без промедления, как в зеркале – точно между глаз. Белая пуля прожгла черепную коробку насквозь. Когда Грифон упал в туман, через дыру в голове стал просачиваться белый дым.

Грек еще помнил то ощущение, что погнало его по болоту. От неожиданности он бросился бежать и пер, пер по трясине, не чуя под собой ног. Как только не угодил куда-нибудь по глупости? Бежал, пока хватало сил и достало смелости обернуться. Что происходило за его спиной с зеркальным отражением, сказать невозможно. Когда он обернулся, на него смотрело такое же измученное чучело, как и он сам. Так они и стояли друг напротив друга, пока не отдышались. Вернее, дышал один Грек – кукла весьма уверенно копировала его. Не понимая до конца, что делает, обезумев от усталости, а более всего от неизвестности, Грек пошел напролом. Он помнил, как ругался последними словами, ожидая пули. Сталкер не тешил себя иллюзиями по поводу того, что сумеет опередить или выстрелить в ответ. Наглядный пример опрометчивого решения остался навеки лежать в сердце болота. Белая фигура тоже пошла на него, сжимая в руках автомат. И ведь кричала, сволочь, соответственно. Точнее, рот разевала вполне правдоподобно.