Кудесница для князя - Елена Счастная Страница 30

Путь к остякам пролёг через невысокие отроги Рифейских гор на восточной их стороне. Затем отклонился от устья Печоры, уходя всё дальше от граничащих с землями зырян мест. Скоро каменистые холмы и склоны, поросшие березовым и кедровым стлаником остались позади, уступая место густым, вольготно раскинувшимся лесам и болотам, что прятались в их чаще.

Нынче солнце почти припекало. Воины к полудню поснимали кожухи, оставаясь лишь в шерстяных рубахах. И поговаривали даже, что тепло едва не как в Ижеграде – крепости, который княжич их, строил южнее, между владениями остяков и башкир. Чтобы протянуть цепь застав, выставляя препону на пути кочевых захватчиков с восточных степей, о которых давно уже ходила недобрая слава.

Таскув тоже скинула парку, расправила плечи, подставляя лицо под ласковые солнечные лучи. Впереди ещё много дней пути, как бы вынести их рядом с Эви и Унху. Сестра глядела то виновато, то с вызовом, мол, за счастье свое бороться станет. С той памятной ночи они так ни о чём и не поговорили. Не хотелось слушать её оправдания, да и в том, что она оправдываться станет, были большие сомнения. Давно, значит, она охотника к себе приманить мечтала, да всё никак не получалось. А тут неведомо какой случай ей помог. Унху же не уставал при каждой оказии твердить, что та его не иначе – околдовала. Да только как? Ворожбе Эви не обучена, нет у неё таких сил. Разве что и правда отвар какой замешала, от которого дурно в голове сделалось. Но теперь уж никак того не проверишь. Таскув и хотела бы верить Унху, но перед глазами, как ни закрой, теперь стояли они вдвоём с сестрой, переплетённые крепко, словно древесные корни. Что случилось, то и случилось. А чем обернётся, жизнь покажет.

Таскув глянула вдаль, сквозь еловую хвою пронизанную острыми, словно упавшие с неба солнечные копья, лучами. Потёрла всё ещё зудящее от ожога запястье. Сколько ни мазала его кашицей из еловой живицы, а всё не легчало.

– Откуда это?

Таскув вздрогнула и взглянула на Смилана, который так незаметно с ней поравнялся. Воин кивнул на отметину и вздернул брови, ожидая ответа.

– Езжай себе, – неведомо с какой злости буркнула Таскув и отвернулась.

Тот не отступился.

– Думаешь, слепой я? Вижу, что между вами с Унху что-то не то творится. Обидел тебя чем?

Таскув плечом дёрнула. Вот же пристал, в защитники теперь навязывается. То Лунега наказать грозился, а теперь вишь за Унху взяться решил. Она вновь повернулась к муромчанину, чуть помолчала, оглядывая его лицо. Одернула себя, поняв, что будто бы слишком засмотрелась.

– Тебе-то что, Смилан Отомашевич? На делах наших это никак не скажется. Езжай поодаль, не гневи отца.

Воин нахмурился, коротко посмотрев в сторону воеводы. Знать, догадался, что их разговор короткий она слышала. Посмурнел, словно туча на чело набежала. Он придержал коня, отпуская её вперёд – настаивать на соседстве не стал. Ожог снова зашёлся жжением: и точно – взгляд Унху упёрся в спину, острый, как стрелы в его колчане. Вот уж теперь негодовать он никакого права не имеет. Пусть и остались ещё узы, что их вместе связывали. И в груди всё равно замирало сладко, стоило только припомнить их обряд в святилище. Как так могло случиться, что Калтащ ошиблась,связав их? И что весь путь к Ялпынг-Нёру оказался пустым.

Таскув тряхнула косами: нет, не пустым! Она спасёт от колдовства сильного человека и узнает, кто хочет ему навредить. Во что бы то ни стало. Не зря Ланки-эква на Мань-Пупу-Нёре про большое дело напомнила. Знала, небось, всё заранее. Ей из мира духов видней.

Елдан занял место Смилана и молча поехал рядом, оставив Унху под надзором сыновей, что за время пути подрастеряли восторженность и выглядели теперь гораздо серьёзнее и взрослее. Старший – Ванхо – сопровождал охотника впереди, а младший – Килим – позади. Почти как пленного ведут.

– Хорошо, что так случилось, – вдруг буркнул Елдан. – С Унху.

Таскув посмотрела на него. Вот уж он сколько за тем приглядывал, а к Эви легко допустил. А что ж, у него в том свой резон был. Теперь уж верно Унху с Таскув друг к другу и не подойдут.

– Вот тебя только не хватало, дядька Елдан, – устало вздохнула она. – Заруби себе на носу: сама со всем разберусь, сама всё решу. А то, что отец тебя за мной отправил, ничего не поменяет.

– Нарешала уже достаточно! – пуще прежнего набычился тот.

Но больше ничего не сказал: не горазд он слова вместе складывать да еще так, чтобы девку вразумить – у него детей всё сыновья одни. Он просто продолжил ехать рядом, и за это Таскув была ему благодарна.

Дорога больше не преподносила неожиданностей. Горы почти совсем пропали, лишь иногда вырастая среди деревьев отдельными невысокими скалами, покрытыми лишайником. Всё чаще разворачивались на пути обширные равнины, залитые солнцем. То и дело мелькала блестящая лента Северной Сосьвы, что пересекала земли вогулов и остяков с запада на восток. Вдоль её русла стояли многие паулы соседей. В одном из них и ждал помощи княжич Ижеслав. Все торопились, но старались себя не загонять попусту.

Отомаш часто отправлял дозорных вперёд отряда и вокруг, чтобы проверяли, нет ли погони. И сам бывало отлучался со своими людьми, чтобы монотонная дорога тоску не нагоняла. И Смилана спроваживал – так все при деле.

Таскув, чем дальше, тем больше всех сторонилась. Отчего-то тяжко стало, и силы как будто не возвращались после встречи с зырянским шаманом. Много неизведанного она пережила за эти дни – и кто бы помог-рассказал, как теперь в порядок прийти. Ланки-эква молчала, как Таскув ни пыталась призвать её, глядя по вечерам в огонь. Как будто все разом решили её покинуть.

Благо до нужного паула остяков оставалось всего пять дней пути. А прежде хотел Отомаш остановиться в ближайшем на пути, чтобы запасы пополнить. Скорое окончание дороги и радовало, и пугало. Таскув хотела встретиться с Ижеславом, человеком, который занимал так много мыслей почти всех людей их небольшого отряда. И её тоже. То он представлялся похожим на Смилана, то мнилось, что он совсем другой. Со странным нетерпением Таскув перед очередной ночёвкой брала в руки обручье и смотрела на пополненную её силами реку жизни княжича. И становилось легче на душе. В этом маленьком каждодневном ритуале она находила для себя успокоение.