Между степью и небом - Федор Чешко Страница 30

– Тойфельсцуг, – вдруг выговорил герр майор с таким отвращением, что Мечникова передёрнуло.

– Действительно, чертовщина, – растерянно согласился гауптман Мориц, и оба смолкли. Надолго. Или Михаилу только казалось, что молчанка гансовских офицеров очень уж затянулась?

Уныло волоклось вконец зарезиневшееся время; небо наливалось какою-то дикой смесью ночной черноты и белесого света; а машины урчали себе да урчали на холостом ходу, и еле слышно в этом урчании переговаривалась-похохатывала немецкая солдатня… А оба господина офицера закурили и торчали, торчали, торчали на прежнем месте, в нескольких шагах от…

Если бы гансы хоть убрались внутрь своих бронегиппопотамов, можно было бы попытаться ускользнуть из колючих зарослей в заросли настоящие, лесные…

Шиш вам, товарищ лейтенант.

Шиш.

Иначе говоря, кукиш.

Не хочется господам офицерам возвращаться в провонявшие бензином стальные берлоги. Стоят, где стояли, гады… А хоть бы и убрались они – всё равно чёрта с два выскользнешь отсюда прежде, чем немцы вообще уедут. То есть помесь лейтенанта Мечникова и допотопного лесного головореза, может, и сумела бы – в том случае только, если оная помесь взаправду существовала и еще продолжает существовать. Но вот девушкам точно не суметь. Потому что, во-первых, пойди объясни им, девушкам, как, куда и когда, а во-вторых, они непременно чего-нибудь напартачат. Они и так непременно чего-нибудь напартачат; просто чудо, что перенапряжённые нервишки до сих пор не подстрекнули их к какой-нибудь дебильно-героической выходке… Особенно половину из них – ту, что младше…

– Гутен абенд, майне херен!

Так, явление третье: те же и ноги в броднях. Верней, две ноги в броднях и четыре лапы босиком. Надо полагать, прибыл со своего гюнт-шпацира пресловутый герр доктор.

Внимание Мечникова без остатка тратилось на курящих офицеров да на истовые молитвы о ниспослании выдержки, ума и терпения паре рыжих девиц. Поэтому вполне объяснимо, что приближение нового действующего лица Мечников проморгал. Скорей всего, герр доктор подошел либо вдоль дороги, либо из-за неё. Подошел, остановился возле господ офицеров…

А докторская собака тут же плюхнулась на брюхо и расстелила вываленный язык по желтым сосновым иглам.

Устала собачка.

Набегалась.

Слава богу, этот тонконогий изящный сеттер не имел ничего общего с волкоподобным страшилищем, которое прошлой ночью крутилось вокруг Михаила и Голубева, а днём вырвало глотку у часового и освободило пленного немца. Да, слава богу, ничего общего… Но вот каким образом докторская собаченция умудрилась не обнаружить чужого человека, лежащего в нескольких шагах от её мокрого дрожащего носа? Аж так устала? Или это выхлопная гарь трёх неслабых двигателей напрочь забивает другие запахи? Наверное, так. И ещё: говорят, настоящих охотничьих собак специально отучают отвлекаться на людей. А уж что у герра доктора собака именно из самых-пресамых НАСТОЯЩИХ – сомненья нет. Достаточно только на упомянутого доктора глянуть…

Лейтенант Мечников так и сделал: набравшись то ли смелости, то ли наглости (а верней сказать, того и другого разом) приподнялся на локте, увеличивая себе угол обзора.

Герр доктор впечатлял. Изысканный охотничий костюм, тирольская шляпа с пером, ружьё, разукрашенное насечками да инкрустациями, замшевый ягдтдаш со всякими там рюшками-финтифлюшками… Вот только лицо не удалось рассмотреть: доктор всё время вертел головой, словно бы окрестностями любовался (именно любовался – с этакой беззаботной рассеянностью). Лишь на кратчайшую долю мига щеголеватый ганс подставил физиономию под Михаилов взгляд, и увиденное вызвало у лейтенанта РККА неожиданную ассоциацию с драным котом-подзаборником.

Разобраться, что именно было причиной столь странного впечатления, Мечников не успел. Собака зашевелилась, скульнула, и лейтенант вновь поспешно распластался на игластом песке.

А троица гансов непринуждённо переговаривалась. Гауптман спросил у доктора что-то про ягтдаш (кажется, в угловатой фразе километровой длинны опять прошмыгнуло словечко “функер”). Герр доктор вместо ответа рассмеялся – то ли “нет” это означало, то ли просто нежелание говорить про… а хрен его знает, про что: Михаил опять выпал из смысла подслушиваемого разговора.

Впрочем, не на долго. Разговор внезапно и круто переменился; легкомысленная усмешливость в докторском голосе как-то вдруг, без малейшего перехода оборотилась начальническим железным лязганьем:

– Альзо, майне херен…

Несколько секунд многозначительной паузы, и вновь тем же тоном:

– По ряду причин диспозиция изменилась. От этого пункта я буду следовать в сопровождении только эсэс-комады и на приданном ей транспорте. Вам же… – снова секундная пауза, – вам настоятельно рекомендую как можно скорее прибыть в распоряжение военного коменданта города Тшернокхолмийе. Имеются основания полагать, что вы с вашими солдатами понадобитесь там в самое ближайшее время.

И снова пауза, но совершенно иная, чем предыдущие – “майне херен” лихорадочно переваривают услышанное.

Наконец майор выговорил деревянным голосом:

– Полученные мною инструкции предписывают совершенно иное.

– Полученные вами инструкции, – тяжеловесно отчеканил доктор, – предписывают оказывать мне безоговорочное содействие.

– Тем не менее, я обязан доложить о вашей просьбе, – последнее слово было выговорено с нажимом и едва ли не по слогам. – Мориц, если вас не затруднит…

– Яволь!

Торопливо стихающее гупанье сапог. Невнятный отдалённый галдёж. Опять гупанье – приближающееся.

– Герр майор, радист докладывает, что несколько минут назад им был принят условный сигнал абсолютного радиомолчания в зоне операции “Русский медведь”.

– Исключительно тонкий стратегический ход вашего начальства, – проворчал доктор.

Гауптман заторопился объяснять:

– По всей видимости русские диверсанты знают применяемые нами кодовые обозначения…

– Поэтому режим радиомолчания следовало вводить именно за час до начала акции и ни секундой раньше, – голос доктора прямо-таки сочился желчью.

В другое бы время лейтенант Мечников от души позлорадствовал: очень всё-таки приятно узнать, что командование блицкригеров способно на глубокомысленные глупости. Но теперь лейтенанту было не до злорадства. Вдобавок ко всему остальному его очень встревожил докторский намёк, будто майоровы фельджандармы скоро понадобятся коменданту Чернохолмья. Небось, штаб, намеченный Зурабом для основного удара, и есть Чернохолмская комендатура… Да, намёк не мог не встревожить. И не только намёк: сам франтоватый охотничек с генеральскими замашками тревожил Михаила гораздо сильнее, чем все прочие немцы, перемноженные друг на друга.

Между тем майор нашёл, наконец, способ уберечь достоинство, не идя на прямой конфликт: