Кубок лунника - Анна Клименко Страница 3

Любое путешествие начинается со сборов.

Малика Вейн порхала по комнатам как подхваченное ветром перышко. Она спешно бросала в жабий рот саквояжа все то, что могло пригодиться по прибытии в Блюменс – платье из оливкового муслина, две шали, носовые платки, чулки, теплые носки (на тот случай, если будет холодно). Сверху она сунула толстую тетрадь с конспектами порядка проведения ритуалов; нет, конечно же, она их прекрасно помнила на память – но мало ли что? Вдруг какая мелочь да забудется?

Туда же, завернутая в тисненую бумагу, последовала карточка учета забытых преступлений, которую следовало заполнить после изгнания вредоносного призрака и отправить в отдел Расследования Забытых Преступлений. Каждая такая карточка, заверенная жителями города, приносила Малике по три сотни фунтов и тем самым недурственно поправляла ее финансовое положение – а надо сказать, что ректор Академии как истинный деспот предпочитал держать преподавателей в черном теле, «чтобы не жирели и не ленились».

Малика вздохнула. Постояла над раздувшимся саквояжем, поглядела на разгром, воцарившийся в комнатах, и искренне пожалела о том, что в ее умения ведьмы не входит талант отдавать приказы вещам, чтобы те сами разбрелись по местам. Впрочем, времени на уборку не оставалось. И в конце концов, неделя беспорядка ничем не повредит пустому дому на опушке Ведовского леса.

Быстрый взгляд на серебряные часики – и, подхватив свой багаж, госпожа Вейн устремилась к дверям, путаясь в черном муслине, свисающих углах темно-синей шали и длинных полах редингота.

…До станции еще нужно было дойти, а дилижанс, проходящий через Блюменс, прибывал ровно в шесть вечера. Через час, то есть.

* * *

Честный житель Великой Империи, что простерлась на юге Этернии, не должен любить ни ведьм, ни лунников.

Так сказал когда-то один из государей – сказал много лет тому назад. И, наверное, сказал просто так, без всякого умысла. Но те немногочисленные придворные, которым довелось услышать сие историческое высказывание, приняли его за пожелание монарха. Мол, честный житель Империи должен по крайней мере не любить ведьм и наверное… наверное, люто ненавидеть лунников. Желание монарха равносильно приказу, а потому не прошло и года, как чистое чело Этернии изрядно подкоптили костры, и забрызгала горячая кровь лунников. Этерния избавлялась от проклятых, как змея от старой кожи. В самом деле, разве имеет право на жизнь существо, по ночам теряющее человеческий облик? Разве не благое дело – избавиться от кошмарного порождения лунного света, которое может расправиться с человеком одним ударом когтистой лапы? А маги? Их сила попирает совершенство государевой власти. И кто предугадает, насколько гнусными могут быть мысли, крутящиеся в головах треклятых ведьмаков?

Тогда казалось, что не найдется силы, способной потушить костры и высушить реки крови. Казалось, что само слово – «лунник» – бесследно канет в прошлое… Но внезапно вмешалось Небо, глухое и немое в своем совершенстве. На просторах Этернии началась эпидемия, к людям пришла лунная немочь; и – кто бы мог подумать? Единственным исцелением от смертельной хвори оказалось присутствие лунника. Да не просто присутствие, куда больше! Ночная тварь должна была искренне желать выздоровления больного.

И покатилась по Этернии волна событий, которые могли бы показаться смешными. Гонимые и проклинаемые лунники вдруг стали желанными гостями в каждом доме; их ненавидели и боялись – но не смели и пальцем тронуть. А потом и вовсе пошло веселье: государь принялся наделять лунников землей, передавая им право вершить суд на вверенных территориях. Кое-где вспыхнули восстания, но страх перед лунной немочью сделал свое дело: немногие оставшиеся в живых лунники стали вельможами, и эпидемия наконец отступила.

Что до ведьм… Здесь все оказалось куда проще. Все та же лунная немочь привела в Этернию тех, кому самое место по ту сторону бытия . И были это озлившиеся на живых призраки и нежить всех видов. Те, кто ушел не по своей воле, захотели вернуться. Но им уже не оказалось места в Этернии, их не принимали, пытались поднимать на вилы, пронзали осиновыми кольями или просто жгли. Когда стало совсем туго, государь издал приказ о «пользе магов», выделил средства на постройку Академии Объединенного Волшебства и завещал своим потомкам «всячески содействовать поиску способных творить волшбу». На этом наиболее интересная часть истории Великой Империи закончилась. И вот уже лет сто не происходило ровным счетом ничего значительного – ну, за исключением набегов зомби, внезапно пробудившихся вампиров и нечастых вспышек лунной немочи. С этим кое-как справлялись. Войн с соседями не случалось. Все было тихо, спокойно… А что еще нужно честному этернийцу? Правильно. Ничего, кроме тишины и покоя.

* * *

Когда Малика влезла в темное, пропахшее кожей нутро дилижанса, то оказалось, что в сторону Ирисовых пустошей едут трое. Малика оказалась четвертой; она едва успела плюхнуться на жесткое сиденье, как возница хлестнул лошадей. Дилижанс заскрипел, противно и надсадно, как будто моля о сострадании; пустая масляная лампа задребезжала ржавым ободом… Поехали.

«Ну, не так уж и плохо», – она быстро оглядела попутчиков.

В углу напротив хихикали и перешептывались две румяные девицы, похожие друг на дружку как две капли воды. «Близняшки», – улыбнулась Малика. И тут же невольно взгрустнула: она-то была одна. Совсем. Ни братьев, ни сестер, ни тетушек. Даже родителей своих не помнила, вместо лица дорогой матушки – розово-золотое пятно во мраке.Наверное, поэтому до сих пор и одна, в тридцать-то лет. Конечно же, ведьмин век долог, и три десятилетия – вовсе не срок, но все же… От одиночества устаешь. Невзирая на то, что именно оно, близкое и родное, становится истинной судьбой для ведьмы.

В другом углу, сложив на коленях газету, дремал мужчина в черном сюртуке. День был теплый, и он расстегнул верхние пуговицы – Малика отметила дорогое шитье темно-зеленого жилета и желтое пятно на рубашке. Словно второпях пил чай и пролил. Лицо мужчина прятал в тени полей неуклюжей черной шляпы с широкими полями; он то и дело поправлял ее, как будто опасаясь что его кто-нибудь рассмотрит или узнает.

Малика вздохнула. Не то, чтобы она надеялась болтать с кем-нибудь всю ночь напролет, но все же… Близняшки были чересчур заняты друг другом; они рассеянно глянули в сторону ведьмы, и тут же вернулись к прерванной беседе. Господин в шляпе и вовсе не отреагировал на появление одинокой особы, он сидел неподвижно, изображая спящего.

«А путь-то не близкий», – Малика едва не зевнула.

Жаль, что даже в дилижансе ей предстояло скучать.

«Ну, подумай о своих призраках», – она хмыкнула, плотнее запахнула на груди шаль.

Каникулы, пропади они пропадом. Время, когда нужно думать о чем-нибудь радостном, дарящем надежду, а вовсе не о тех несчастных, которыми занимается отдел Расследования Забытых Преступлений.

«С другой стороны», – она попыталась себя подбодрить, – «я хотя бы не опоздала на дилижанс. И это хорошо. Браво, госпожа Вейн!»