Драконов не кормить - Ирина Лазаренко Страница 3

Ахниру Талаю неоткуда было знать, что Илидор изучает своих тюремщиков, понемногу постигая эльфскую натуру, поскольку цель у Илидора совсем иная: он хочет стать первым драконом, который сумеет сбежать из Донкернаса и не погибнуть на воле.

* * *

Илидор дождался сподручников, не меняя ипостаси – так им было проще его найти. Потом последовала обязательная часть общения, в которой эльфы грозят намять дракону бока, а дракон на них рычит. В машинную Илидор отправился уже в человеческом обличье, с таким видом, словно весь вечер мечтал там оказаться и очень рад, что добренькие эльфики наконец отведут его туда.

Илидор шёл к замку на полшага впереди троих сподручников, сунув руки в карманы, тихонько напевая под нос нечто бравурное и бессловесное.

Сторонний наблюдатель с первого взгляда мог принять Илидора за ещё одного эльфа, притом скорее похожего на Ахнира, чем на этих троих. В человеческом обличье золотой дракон был грациозен, скуласт, подтянут и золотоволос – чисто эльф, разве что ростом ниже, с человека. Глаза – золотые, каких никогда не бывает у людей. У эльфов, правду сказать, тоже не бывает, но другие необычные оттенки радужки встречаются у них часто, вот у того же Ахнира, к примеру, глаза чёрные с яркими оранжевыми полосами – как будто языки пламени облизывают уголь.

Но со второго взгляда становится ясно, что Илидор – никакой не эльф. Он не только ниже ростом, но крепче, коренастей тонкокостных тощих эльфов, взгляд у Илидора совсем другой – прямой, живой, пытливый. И уши самые обычные, разумеется. А если присмотреться очень-очень внимательно, то можно понять, что две короткие полы плаща, свисающие из-под гривы золотых волос, – это крылья, хотя их легко принять за самый обычный непромокаемый плащ, просто немного дурацкий.

Сподручников бодрый вид Илидора, разумеется, не мог обмануть. Все драконы боятся машин и ненавидят их: в Донкернасе делали всё, чтобы панический ужас закрепился в драконышах с первых лет жизни, а истории старших драконов про войну с гномами и с их разумными машинами раздували этот страх, как пожар.

Илидор стал напевать громче, чтобы заглушить шершавый ужас, нарастающий в животе.

Нет, машины хуже пожара – это постоянное, выматывающее душу ожидание пожара, который неминуемо нагрянет и с рёвом выжрет всё, что тебе дорого.

И тебя тоже выжрет. Оставит лишь слабо дымящуюся пустую шкурку.

– Интересно, кто придумал, будто огонь не может убить дракона? – весело трепались за его спиной сподручники.

Как будто подслушали мысли Илидора, как будто вытащили из его головы неожиданно сформировавшуюся там связку «машина – всепожирающий огонь».

Когда дракон видит машину, у него слабеют руки и ноги, леденеет хребет, почти отнимается голос – даже если машина не делает с драконом ничего плохого. Даже если она вообще ничего не делает, а просто есть, просто стоит в своём домике – машинной комнате, холодной, гулкой, воняющей смазками и маслами, с бесконечно высоким потолком, крошечными окнами и недвижимым воздухом. Голова дракона сама додумает всё остальное: как вот-вот схлопнется потолок, двинутся к нему машины, растопят в себе душные запахи масла, стальные валики стиснут ногу, холодные спицы вопьются в плечи – словом, голова дракона непременно придумает, почему даже при виде машины ему должно сделаться дурно, и почему потом будет только хуже.

Просто оставить дракона в комнате с машинами – уже наказание. Ощущение собственной беспомощности, сковывающий тело страх, качающиеся стены и медленно, страшно медленно текущее время накажут, измотают дракона страшнее пыток.

Собственно, оставить дракона наедине с машиной – и есть пытка. Если, конечно, это взрослый дракон.

С драконышами приходится возиться дольше.

Если бы Куа действительно сломал Илидору нос или челюсть, его могли запереть в машинной на месяц, а то и надолго закрыть ему выход в Айялу. Что укусило этого придурочного дракона, когда он напал на Илидора, – тот не мог представить даже приблизительно.

И, разумеется, теперь Илидор тоже считал правильным оторвать Куа что-нибудь важное, поскольку по его тупоголовой милости должен будет провести в машинной ночь.

Золотой дракон храбрился, делая вид, что его это нисколько не печалит. Храбрился перед собой, а не перед эльфами, им-то что.

–Драконы бывают разные! Синие, белые, красные! – громко декламировал один из сподручников.

Илидору не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто это там веселится: гнусавый голос принадлежал прыщавому эльфу с длинными клочкастыми бакенбардами.

– Бывают драконы в пятнышку! Бывают драконы в крапушку! – Голос разносился в ночи, путался в высоких травах Аяйлы, разбивался о стены приближающегося замка Донкернас. – Но если дракон в клеточку – точно, тварюка, крашеная!

Идти в машинную бодро и спокойно, заставлять себя двигаться свободно и даже немного задирать нос, делать перед собою вид, будто незаслуженное наказание не очень-то тяготит, будто он с лёгкостью переживёт эту ночь…

– Эй, Илидор, – не унимался сподручник с бакенбардами, – а ты знаешь, какой лучший способ уберечь здоровье дракона?

– Да, – ответил тот, чуть повернув голову, – мыть эльфов перед едой.

За это Илидор получил едва намеченный тычок палкой под рёбра. Другие два сподручника принуждённо рассмеялись и дальше перебрасывались шутками уже вполголоса, между собой: всерьёз злить дракона, даже такого безвредного, как Илидор, никто не станет без особой нужды. Всякий, кто проводит в Донкернасе дольше месяца, ясно понимает: с драконами, как с огнём, долго играть нельзя.

Иногда они всё-таки срываются и убивают эльфов.

Даже безобидный Илидор в драконьей ипостаси мог бы это сделать без большого труда. И не нужно никакой магии, хватило бы одних только лап. Или можно просто рухнуть на эльфа с высоты второго этажа…

Потому дальше они прошли почти в молчании: через символически очерченную булыжниками границу призамковой территории, мимо западного и юго-западного крыла каменной громадины, провожаемые редким дрожащим светом фонарей из нескольких длинных узких окон. Мимо тяжёлых деревянных листов-задвижек, которыми закрывался на ночь зимний сад таксидермиста. Мимо груды валунов, которая что-то там символизировала, как уверял один из старейших магов Донкернаса. В дверь и по каменной лестнице на второй этаж, по тихим коридорам замка, который сегодня решил встречать золотого дракона безмолвием.

Подойдя к машинному крылу, эльфы заметно занервничали, перестали шутить, перехватили палки поудобнее, и золотой дракон склонил голову, пряча ухмылку. В прежние времена, можно сказать недавно, при попытках затолкать его в одну из машинных Илидор устраивал сподручникам ещё то веселье, у них потом по многу дней не сходили кровоподтёки, потому как рука у золотого дракона была тяжёлая, а вёрткость – истинно змейская.

Но если эльфы отделывались синяками, то Илидору сопротивление стоило то рассечённой брови, которую потом приходилось зашивать, то сломанной руки, то крови в моче, то треснувшего ребра.