Право убежища - Лидия Захарова Страница 3

Залитая солнцем мастерская Нелли. Зеркальные стены, стеклянные шкафы с одеждой и полки с баночками и тюбиками, столик на резных ножках и крутящийся, меняющий высоту табурет перед ним. Дверь, ведущая во вторую комнату, служившую Нелли спальней. Разноцветный пол. Неужели новый ковролин? Нелли. Яркие краски на ее лице: небесно-синяя, алая, желтая. Какие-то фигуры, геометрические и растительные. Ромбы, круги, прямые линии, как будто веточками расходящиеся от ее скул к вискам, от переносицы ко лбу, от яремной впадины к плечам, от пупка к ребрам. И маленькие цветные точки на концах веточек, как листочки. С тела Нелли линии переходили на пол и продолжались на нем, сплетаясь, сливаясь, перемешиваясь, распускаясь бутонами цветов. Яркая, ненормально яркая картина жизни. Так, наверное, мог изобразить весну шизофреник.

Удивительно, что Саран вообще смогла заметить тело Нелли в этом буйстве красок, настолько неотделимо оно было от остального узора. В этом единстве было что-то магическое. И это было красиво. Если может существовать злая, тошнотворная красота, то это была именно она. Саран будто приросла к месту, не в силах сделать шаг, не в состоянии ступить на разукрашенный пол мастерской. Так и стояла на пороге, смотрела. Ее глаза, словно заблудившись, продолжали бесконечное путешествие по загадочному узору, вновь и вновь проходя по его изгибам и узлам. От Нелли. К Нелли. По Нелли.

Лицо той было странно отрешенным, Саран все никак не удавалось поймать его выражения. Страх? Удивление? Нет, черты Нелли не были искажены, но это и не было покоем спящей, скорее непонятным и неуместным равнодушием, полным отсутствием какой-либо эмоции, мысли.

Теплая волна коснулась щеки Саран, как будто мягкой лапой провела по скуле, шевельнула волосы за ухом. Амулеты — три деревянных фигурки на простом медном браслете и медальон из слоновой кости — предупреждающе завибрировали, и Саран инстинктивно рванула назад. Спину и правый бог обжег горячий воздух. Со следующим вздохом он пробрался в легкие. Саран упала на четвереньки, попробовала ползти, но непослушные ноги запутались в длинной юбке. Тогда Саран прижала ладони к полу и подтянулась, тем самым выиграв еще полметра. Несколько раз кашлянула, выталкивая из легких внезапно ставшую густой горячую массу.

Все-таки не стоило одной заходить в квартиру. Или почти одной.

Саран обернулась ко входу в мастерскую. Разносчик стоял на том же месте, что и в момент, когда она открыла дверь. Он смотрел прямо перед собой, и его сотрясала крупная дрожь. Кажется, он пытался что-то сказать. Или закричать? Сведенные судорогой челюсти отказывались разжиматься, с губ молодого парня сорвалось лишь полушипение-полустон, похожее на задушенное карканье попугая, угодившего в лапы голодной пантеры. И еще, и еще. Дрожь становилась все сильнее, переходя в настоящий припадок. Наконец ноги его не выдержали, и он упал, по-прежнему продолжая биться — руками, затылком, ногами, странно выворачивая колени… Он то и дело вскидывался, словно пытаясь вывернуться наизнанку.

Саран снова закашлялась. Грудь продолжало саднить, как от ожога. И, кажется, у нее начались галлюцинации. Казалось, хищные ветви узора тянутся через порог, охватывают щиколотки бьющегося в агонии юноши, колени, бедра, сплетаются с пальцами рук, поднимаются выше… Саран попробовала отползти подальше, но тело плохо слушалось.

Только бы не потерять сознание! Не отключайся, думай, думай, слушай, дыши!

За окном гундосили автомобили, разговаривали и смеялись люди. Солнце било в окна, его лучи медленно переползали с одной планки ламината на другую, на третью, четвертую… Разносчик больше не пытался кричать. Его голова перекатывалась из стороны в сторону, пальцы скребли пол, но почти без усилия, судороги становились все реже, все слабее. Наконец он затих. Разноцветная лоза обвивала его плотным коконом. Молодые побеги на ветвях узора колыхались, словно на ветру. Живое копошащееся нечто. Хищное и все еще голодное. Медленно, неуверенно, сначала один, потом несколько — отростки потянулись дальше.