Дитя магии - Дарья Гущина Страница 3

Вот и наш любимый Дуб-прародитель. А вот и он… Святые боги, как сильно он изменился! Прошло каких-то два цикла, а он умудрился прилично перерасти меня! Теперь, чтобы повторить старый трюк, придется попрыгать… Примерившись, я пулей вылетаю на поляну, запрыгиваю на его спину и закрываю ладонями его глаза.

— Лекси? — Он легко развел мои руки и обернулся.

Так, оказывается, теперь мне еще и голову нужно задирать, чтобы посмотреть ему в лицо… В общем-то, не так уж он и изменился. Только в глубоких карих глазах потух прежний шаловливый огонек, и они смотрят прямо и серьезно.

— Что они сделали с тобой? — вырвалось у меня.

— Помогли повзрослеть, только и всего, — Макс, мой старый добрый приятель и непременный участник всех хулиганских проделок, едва заметно улыбнулся и принялся осторожно вытирать с моей измазанной щеки земляную полоску, — а вот ты ничуть не изменилась… Только стала еще красивее, если это возможно…

— Перестань! — притворно дуюсь я, с непривычки немного смущаясь под его восхищенным взглядом. — А не то…

— …сейчас получишь? — рассмеялся он, и я с облегчением начала узнавать в этом внешне холодном и невозмутимом щеголе прежнего Макса, которого я знала всю свою сознательную жизнь. — Ты даже не представляешь себе, как мне не хватало этих слов…

Мы крепко обнялись, и от умиления я едва не пустила горючую слезу. Черт возьми, как все просто и сентиментально! Мы жили по соседству, родились с разницей в один день, но вместе справляли дни рождения, вместе росли, вместе озорничали, вместе получали от родителей на орехи и помогали друг другу переносить наказания. А потом ему зачем-то приспичило поступать в университет. Я вот, к слову, предпочитаю издеваться над своими преподавателями, находясь у себя дома… Там, как известно, и стены за компанию… Да и думаю, что родители никогда не рискнут отправить меня учиться в общественное место. Чтобы не позорила ни их, ни себя…

И мы не виделись два долгих цикла. Он, как и всякий нормальный парень, писал редко, но, как хороший друг, много и обо всем. Но вот выбраться сумел только сейчас, да и то…

— Сегодня вечером я возвращаюсь назад, — тихо оповестил Макс.

— Зачем? — вытаращилась я. — Ты же только что приехал…

— Я же тебя предупредил, — он положил руки на мои плечи и внимательно посмотрел в глаза, — у меня нет ни одного свободного часа. Даже каникулы у нас умудряются превращать в учебную процедуру… Но я так соскучился по тебе, честное слово! Если бы они посмели не отпустить меня, я бы со спокойной душой забрал документы… Лекси, ну почему ты тогда не поехала учиться вместе со мной?

— Ты действительно считаешь, что мы бы там учились? — шаловливо улыбаюсь я.

— Да, действительно, — весело смеется друг, — нас бы отчислили за поведение через треть цикла максимум!

— Да и эти проклятые серые стены не для меня, ты же знаешь, — бросаю задумчивый взгляд на голубое небо.

— Знаю, — согласно кивает он, — еще как знаю…

Мы побрели по лесу, взявшись за руки. Нам многое нужно было обсудить, многое вспомнить, многим поделиться, о многом помолчать… И это молчание стало первым признаком того, что все хорошее имеет вредное свойство однажды заканчиваться.

— Сейчас?.. — Не решаюсь посмотреть на него, да и он старательно отводит глаза.

— Время. — В его низком хрипловатом голосе явственно проскальзывает глубокая горечь,

— Не исчезай больше так надолго, ладно? — пряча слезы, прошу я. — А то сама приеду тебя навестить…

— Хорошая мысль! — расцветает в счастливой улыбке друг. — Ловлю на слове! Знаешь, как я буду рад тебя видеть?! Только напиши мне, чтобы я тебя встретил!

— Договорились!

Ударяем по рукам и крепко обнимаемся.

— Береги себя, а главное, своих родителей, — советует Макс. — В следующий раз обязательно загляну в гости, и если у них будет хоть на один седой волос больше, ты…

— …получишь, — весело заканчиваю я.

Друг на прощание целует меня в щеку и торопливо удирает с холма. А вот я не могу сдвинуться с места. Мне его страшно не хватает, и я ничего не могу с этим поделать! Стою и смотрю вслед другу до тех пор, пока не поднимается примятая его шагами трава, и только потом вспоминаю, что, по-хорошему, мне нужно появиться дома до темноты, а по дороге желательно бы придумать правдивую легенду, объясняющую мои ночные похождения…

Да вот только именно с этим и не было согласно мое романтическое настроение. И вместо того чтобы сидеть в четырех стенах и думать о грустном, отчаянно хотелось до рассвета бродить по лесу, мечтательно улыбаться далеким, призрачным звездам и слушать шепот деревьев, произносящих его голосом мое имя…

К доброму совету внутреннего голоса я, как всегда, не прислушиваюсь и возвращаюсь домой за полночь. Прикинувшись легкой тенью, я бесшумно огибаю дом и, убедившись в том, что все его обитатели мирно спят, прокрадываюсь к любимому плющу. Ведь наверняка же в коридоре поджидает засада, а, скандалить с предками и портить свое замечательное настроение, у меня не было совершенно никакого желания. Вот утром, когда пройдет впечатление от долгожданной встречи, можно будет устроить разборки (а в том, что они состоятся, я абсолютно уверена), а пока — спать… Проворно забравшись по роскошному зеленому ковру из плюща на свой этаж, я приземляюсь на карниз, осторожно берусь за раму и… замираю на месте, услышав доносящийся из комнаты тихий разговор.

— Это твоя вина! — обвинял кого-то разгневанный шепот мамы.

— Почему это? — негромко сердился в ответ папин бас. — На нас обоих лежит ответственность за воспитание…

Ну родители, ну хитрецы! Догадались, что я, так нелепо проколовшись утром, вряд ли снова воспользуюсь «парадным» окном, и решили взять меня с поличным в собственной комнате! Мм, и что же теперь делать? Не заявляться же туда с глупой улыбкой и пожеланиями доброго утра?!

— Вспомни, как ты носился с ней! — продолжала зачитывать обвинительный приговор мама. — «Лекси, Лекси, солнышко, золотце»!!!

— А кто тогда, чуть что, сразу бежал за нее заступаться?! — отчаянно защищался отец. — Как бы сильно дочь ни напроказила, ты всегда вставала на ее сторону!

— А ты ее разбаловал, — не отступалась от своего мама, — Разве можно ребенку вроде Лекс никогда ни в чем не отказывать?!

— А у меня была такая возможность?! — бурчал папа, кажется, с едва заметными нотками вины, — Она всегда получает то, что хочет… Одна обаятельная улыбка, и сразу забываешь все обиды и хочешь дать ей даже больше, чем она просит…

Я победно улыбнулась, мысленно погладив себя по голове: легко манипулировать родителями, когда являешься единственным, горячо любимым и чертовски обаятельным ребенком. А с улыбкой — тут и вовсе вышла целая история. Когда мне было циклов пять, я обратила внимание на то, что от моей улыбки народ просто млеет. Ну, оно и понятно, когда ребенок выглядит как милое подобие ангелочка, увешанного кружевами, юбками и рюшками. Но совершенно неясно, когда он являет собой пример колючего, отчаянного и задиристого недотроги-трубочиста…