Викинг туманного берега - Валерий Большаков Страница 29

– Кол-бьяги?

– Можно и так, – смиренно ответил Альмас.

– Народ храбрый?

– Да не очень… Варяги, когда по Непру спускаются, ловят их частенько, чтобы продать на невольничьих рынках в Тавриде, а то и в самом Царьграде.

– Царьград?

– Миклагард, по-вашему.

– А-а… Ага… Выходит, они варягов не любят?

– Терпеть не могут!

– Ага… Покажешь дорогу к селению этих самых кол-бьягов?

– А… зачем?

– Не бойся, не за рабами идем. Хочу кол… бягам работенку одну предложить. За плату.

– У-у… За плату они тебе чего хошь сделают!

– Тогда собираемся. Поведешь нас, Альмас!

– А-а…

– За плату!

Викинги расхохотались. Когда лоцман отошел, Хунди спросил с нескрываемым восхищением:

– Ты хочешь напустить на Хродгейра колбягов?

– А чего ж? – хмыкнул Эйнар, приходя в хорошее расположение духа. – За плату же!

И викинги расхохотались, очень довольные собой.

Эльвёр, не чувствуя, как жжется крапива, на цыпочках отошла. Она узнала, что хотела.

* * *

Волоковые мужики довели кнорры и скейды посольства до устья Катыни, где она вливалась в не слишком широкий Непр. Здесь, в верховьях, великая река лишь копила силу, вбирая в себя влагу притоков, прирастая мелкими речушками.

Сюрнес располагался пятью верстами восточнее, за дебрями катынского леса, но и здесь, на конце касплинского волока, было людно.

Три корабля – датский кнорр и парочка арабских фелюг – ожидала очереди на проход касплинским волоком. Стоило каравану выйти в Непр, как очередные, один за другим, втянулись в устье Катыни.

А посольство повернуло вверх по течению, направляясь к Сюрнесу.

Эльвёр, сидя у борта на товарах, находилась чуть ниже загребавшего Николая, но и ей все хорошо было видно. На берегах пасся скот, а дремучий лес почти не подходил к воде. Зато за плетнями зеленели огороды, а за крепкими частоколами стояли избы. По наезженной дороге ехала телега, запряженная крупной лошадью, – распустив длинную гриву, животина ступала шагом, без труда таща повозку с огромной копной свежего сена. Возница лежал на самом верху и, похоже, спал.

«Морской ястреб» повернул к берегу. Подойдя к пристани, гребцы затормозили веслами, и Альмас что-то спросил у лодочника. Тот выслушал и махнул рукой на восток.

Там, не доходя версты до Сюрнеса, прямо под деревьями расположились дома, не похожие на обычные избы или покои, – это были землянки, над которыми возводился совсем невысокий сруб – ниже роста человека.

Эйнар сошел на пристань вдвоем с Альмасом. К ним неторопливо приблизились местные.

– Николай, это колбяги? – спросила Эльвёр.

– Что ты, девонька, это криве. Они сами не местные и живут далеко на западе, вместе с пруссами. Замучили их там жрецы-криве. Слышишь, как звучит похоже? Их так и зовут в честь тех, кому они кланяются, кого слушают, кому дань платят. Самые неуемные сбежали в Гарды, здесь – воля.

– А о чем они говорят, ты понимаешь?

– Альмас… Так… Он им предлагает… А-а! Пакость предлагает устроить варягам. Не понял… Каким варягам?

– Я слышала, что за нами варяги идут, хотят Эйнара прижучить. Ну они не совсем варяги… Даже совсем не варяги, а вовсе нореги.

– А-а, вон оно что… Ну правильно тогда. Вот Пешеход и хочет их науськать на этих… варягов, которые нореги. И денежки еще сулит. Ишь, заулыбались!

– Они что, не любят варягов?

– Да им без разницы! Криве, они и есть криве. Будут резать тех, кого скажут, лишь бы плата шла.

Сколько монет отсчитал Эйнар, дочь Освивра не разглядела, но криве остались довольны. Облачившись в кожаные панцири и мохнатые безрукавки, вооружившись луками, топорами и копьями, они расселись по десятку хазарских остроносых каюков и погребли вниз по течению. Человек тридцать их было, точно.

– Знать, занервничал Пешеход, – хихикнул Николай.

«Морской ястреб» прошел невдалеке, и Эльвёр увидела Эйнара, стоявшего на корме. Сложив руки на груди, он смотрел вслед уплывавшим лодкам и мрачно улыбался. Радовался, видать, что чужими руками пакостей наделает…