Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв Страница 29

Утро мое снова началось с незапланированного умывания и пения Графа у пустой миски. Я-то думал, что он всю ночь скулить будет, оторванный от родного дома, даже тряпицу прихватил из корзины, чтобы ему сунуть для моральной поддержки. Тряпицу он растерзал еще с вечера, а спать повалился как убитый, и до утра его было не слышно. Судя по всему, сантиментов пустых Граф был лишен начисто.

Покормив собаку, я прихватил меч и вышел на воздух, позаниматься. Щенок увязался за мной и теперь важно ходил вокруг меня, всем своим видом давая понять, что такая ерунда, как игры и прыжки, не для столь взрослой и могучей собаки, как он. Продержался он секунд тридцать, а потом бросился прыгать вокруг меня, но кусаться, кстати, не кусался. Необычный щенок. Так что занятия вышли обоюдными – я занимался с мечом, а Граф нападал на меня и свирепо рычал. Понятно. В следующий раз щенка оставлю в доме, это не занятия, а смех один. Занятия, тем не менее, я довел до конца. Затем прошел в конюшню и попросил Дворового собаку мою не обижать, а следить и холить. Все было проделано честь по чести, и в конюшне кто-то негромко сказал: «Добро». Я не увидел говорившего, зато Граф пришел в страшное возбуждение и азартно теперь нюхал все углы, бегая вокруг лошадей, так что я боялся, что жеребец или кобыла, если и не специально, то случайно наступят на мою могучую собаку. Обошлось, лошади пофыркивали, но вели себя пристойно. Дворового Граф не нашел и вернулся ко мне пристыженный и недоумевающий, как это он, такая опытная собака, не нашел источник звука и запаха? Тут кто хочешь станет недоумевать! Могучая собака моя грустно шла за мной по пятам, пока я возвращался в дом. Дальше наглый щенок снова зарычал на Деда, но Дед прошипел что-то, и Граф сразу притих.

– Что ты ему сказал, Дед? – заинтересовался я.

– Все тебе скажи… Тебе это знать по чести не положено. Вернее, по роду – человек ты, – отвечал мне вредный старик.

– Ну, дожил. Теперь родом попрекают. Лошадей, значит, мне можно уговаривать, а собак – рылом не вышел? – обиделся я.

– Ну, в общем… Раз уж так у нас тут все вверх ногами, и собаки в избе, и ты сам не пойми кто, и нежить у нас не прячется, а за столом с хозяином сидит, то слушай.

И Дед прямо в ухо прошипел несколько слов. Или, точнее, слогов. Это не был язык в привычном мне понимании, эти слова казались и набором букв, и простым обрамлением для какого-то нечеловеческого смысла. Тянуло от них временами, когда человек еще не стал так активно заселять землю и привносить свое, людское, в стройный мир, бывший до него. Я поежился. Но слова Деда запомнил накрепко.

– Ежишься? Крепок! – одобрил важный старичина. – Некоторые ваши, как дорвутся до языка нашего, так просто без памяти падают. Не всяк этот язык снесет. Но, если хочешь, я ему немного тебя подучу, ты потянешь. Да или нет? – Дед стал непривычно краток и даже суров, напомнив мне моего Тайра.

– Добро, Дед. Учи, – тут же согласился я.

– Позже чуток. Много сразу не стоит. Или не запомнишь, или худо станет, – сказал деловитый старец, накрывая на стол.

– Только Графу со стола ничего не давай, – сказал я ему.

– Ну поучи меня, поучи, – засмеялся старик.

– Не сердись, Дед, я по привычке, – опомнился я.

Пока мы ели, Граф вертелся рядом, ставил лапы мне на ноги, грозно тявкал и под конец исполнил народную песню меделянов в миноре. Никто не обратил на него никакого внимания, и могучая собака ушла от стола и влезла на лавку, где и заснула. С горя.

– Надо бы ему место найти, нечего ему по всему дому шарахаться, – строго сказал Дед.

– Верно. Собаке место нужно. Вот найду какую-нибудь ветошь, свалю в углу, сам туда придет. А с лавок, Дед, гоняй, баловство это. И я буду гонять, пока дома буду.

– Добро. Раз уж пустили в дом, то нечего баловать щеня. А то на голову сядет. А как подрастет, и вовсе будет беда. Это не дворняжка с шапку величиной. Такой кобель за кабана потянет.

– Так ты знаешь таких собак? – обрадовался я, а Дед засмеялся.

– Да тут много ума не надо, но таких собак я знаю. Я все зверье знаю, а кого не знаю, так увижу и сразу знать буду. Но я что, вот Дворовый знает и тех, кого и нет уже, и тех, кто потом будет, в домашнем зверье он толк знает.

– А лучше всех кто в зверье понимает? Леший? – жадно спросил я.

– Лесных – да. А есть ведь и степные, и в горах которые живут, так что одного, который бы всех знал, трудно сыскать, – степенно отвечал Дед.

– А скажи мне, Дед, не ведома ли тебе сова, что ростом мало не с меня будет? – негромко спросил я.

Реакция Деда превзошла мои самые смелые ожидания.

– Откуда ты про нее знаешь? – севшим голосом спросил Дед, пожирая меня глазами. – Откуда ты знаешь про такую сову? Слыхал ли от кого?

– Да нет. Не слыхал. Лично знаком. Она меня сюда и перекинула, из моего мира. И из моего времени, – отвечал я, наблюдая за домовым.

– Знаком? Имя называл?! – почти шептал домовой, а глаза его горели все ярче.

– Она и так его знает. Ферзем зовет, – отвечал я, стараясь выглядеть как можно наивнее.

– Ты мне зубы не заговаривай! Ферзь – фигурка в игре, не более, так никого звать не могут. Имя свое говорил? – напряженно допытывался нежить.

– Нет, не говорил. А что? – уточнил я.

– То ли умный, то ли везучий, а оно и так и сяк хорошо. И не говори, коли еще встретишь. Аль ты домой хочешь, Ферзь?