Ксерокопия Египта - Денис Лукьянов Страница 29

— Я научил ему всему, что знал, — лицо великовозрастного жреца представляло собой образец каменного спокойствия.

— Ага, и теперь боишься, что ученик станет лучше учителя?

— Он уже стал лучше меня, — улыбнулся старик.

Хотеп начинал закипать.

— Вам же сказали, — встрял в противостояние Хой, — что мы не учителя, а верховные жрецы!

— Хотя бы пару недель, — сопровождающий Архимедона был готов к такому раскладу — и заранее заготовил все козыри. — Он способен во всем. Просто этот камень нужно слегка… подточить и разукрасить иероглифами.

— Говорят же, — толстый жрец грозно поднял палец вверх, — что не…

Хотеп резко наклонился к уху Хоя, при этом хрустнув, как сухая ветка, и что-то прошептал.

Где-нибудь в другой реальности, в одном из тысяч оттисков, жрецы бы дали кардинально противоположный ответ, и все бы развивалось иным образом. Но именно здесь и сейчас произошло то, что произошло — и оно не могло остаться незамеченным.

— Хорошо, — хмыкнул тонкий. — Две недели. Мы готовы сделать это. Но ни больше — ни меньше. Он вынесет только то, что сможет вынести — в плане знаний, имею в виду.

Сопровождающий Архимедона поклонился.

— Храни вас боги! — проговорил великовозрастный жрец и, хлопнув своего ученика по плечу, направился вон.

— Они делают это круглыми сутками, — отмахнулся Хой.

Архимедон даже и не знал, что делать в таких экстремальных ситуациях. Он остался наедине с двумя верховными жрецами всего Египта, которые каким-то чудом согласились взять его в ученики. В такие моментах время обычно замирает, и все вокруг становится лишь приглушенной и недвижимой копией того, что есть на самом деле.

Именно по этой причине Архимедон не заметил, как двое его новых учителей направились прочь.

Но вот они стоящего на месте юнца заметили.

— Эй, ты! — крикнул Хотеп. — Ты так и будешь там стоять? Пошевелись!

Юный жрец пришел в сознание и, спотыкаясь, побежал мимо колонн.

— Если он будет таким же несообразительным, то можно будет принести его в жертву, — недовольно промямлил Хой.

— Лишние руки нам не помешают, — Хотеп почесал козлиную бородку. — К тому же, главное, чтобы он просто делал, что ему говорят, и не возмущался. А он не похож на тех, кто много возмущается.

— Да? И как же ты понял это?

— О, — тонкий засиял, как лампочка в темной комнате, — это тоже наука со стороны захода солнца. Называется… психология. Смотришь на человека — и сразу понимаешь о нем все.

— По-моему, ерунда какая-то…

— Ну, раз ерунда, то предлагаю продолжить заниматься этой, как ее… философией.

— Поддерживаю, — Хой косо поглядел на Архимедона, который плелся слегка позади. — А что будем делать с мальчишкой?

— О, в этом деле он нам весьма и весьма пригодится.

* * *

Перед ним были открыты все возможные реальности, все эти осколки одного большого вселенского зеркала, и в одном из них он увидел то, что ждал.

Увидел правильное стечение обстоятельств…

Он пронесся мимо огромных надгробных камней, постоянно меняющих свою форму. Среди них уже возникали новые, еще не подписанные…

Но скоро, совсем скоро, на них проступят слова.

Извиваясь, он подобрался ближе к тому осколку, где все шло так, как надо.

А потом он принялся наблюдать, лишь наблюдать…

Потому что порядок вещей, их сплетение и взаимодействие, равно или поздно привели бы к одному и тому же, никакого вмешательства здесь не нужно. Вселенский план работал четко, только везде протекал по-разному, и главное было понять, куда глядеть. Никакого вмешательства — лишь наблюдение и объяснение…

Наблюдение началось. Осталось дождаться момента объяснения…

* * *

— Архимедон, Сет тебя побери! Побыстрее! — эта фраза стала для юного жреца маленьким апокалипсисом, который вот-вот должен был обрушиться на него гневом новых учителей.

Поэтому Архимедон, ничего еще особо не понимающий, схватил две чаши, наполнил их сладковатым напитком, водрузил на поднос вместе с виноградом и рванул сквозь шелковые занавески.

— Ну наконец-то, — Хой даже не удостоился отвести взгляд от неба и потянулся рукой к подносу, схватив чашу. Жрец сделал глоток — а потом взглянул на уже не столь белоснежный рукав. Лужица сладковатой жижи блестела на подносе.

— Ох, ты умудрился пролить напиток! — заворчал Хотеп, хватая свою чашу намного аккуратнее. — Надеюсь, хотя бы принес виноград?

Толстый и тонкий все еще лежали на кушетках, даже не думая приподниматься.

— Да, все здесь, на подносе, — протянул Архимедон.

— Ладно, — Хой набил рот напитком, и щеки его раздулись, сделав жреца похожим на бегемотика в белой рясе. — Просто поставь его, а то опять что-нибудь уронишь или прольешь. Но учти, на первый раз — это просительно. Но в следующий раз…

— Какой же из тебя ученик, если ты даже не можешь принести учителям напитков, не разлив их!

Архимедон, всю свою жизнь просидевший за изучением папирусов и практик, не совсем понимал, что сейчас происходит. Он хотел стать по-настоящему великим жрецом — это была его, может, не столь голубая, но мечта. Это был его идеальный, хрустальный мир, который он холил и лелеял, пытаясь сделать железобетонным. Но пока что это были лишь на волосках держащиеся друг рядом с другом осколки хрусталя, склеенные мечтой и верой в лучшее. Шанс стать учеником двух лучших из лучших, которые сейчас лежали на кушетках перед ним, выпадал раз в жизни. И определенно стоил не только всех усилий, но и всего в принципе — ведь он мог укрепить этот тонкий, как первый зимний лед, внутренний мир.

Когда в голове возникали картинки ученичества у Хотепа и Хоя, воображение искрило невероятными образами: погружением в лагуны древних знаний, практике с жезлами и, в конце концов, разговорами с богами.

Но с реальностью юноша столкнулся только сейчас, и мысли еще не до конца сложились в один пазл, хотя какой-то силуэт уже начинал вырисовываться.

Архимедон послушно поставил поднос с виноградом и встал за своими учителями. Тишина заполнила все предоставленное ей пространство.

— Ну, — первым не выдержал Хой, — и что ты стоишь над душой? Иди, иди!

— И что мне делать дальше? Может, вы как-то сможете научить меня тому, что делаете… эээ… сейчас? — Архимедон боялся, что его погонят в шею, поэтому слова приобретали сладостно-медовый характер.

— Научить тебя созерцанию и фил… фило… ээ…

— Философии, — подсказал Хой.

— Да, созерцанию и философии? Мой мальчик, это высшее знание, которое может приобрести жрец. Наблюдать за бесконечно неподвижным и глубоким небом в надежде узреть там бога — поверь, это тяжело дается даже нам. Мы сами в каком-то смысле учимся.