Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов Страница 28

— Молчи, ослиноголовая помесь свиньи и нетопыря! — заорал на него Рахотеп, разбрызгивая слюну. — Как посмел ты коснуться моей плоти своим вонючим пальцем?! Господин, — повернулся он к Жене, — если вам нужен верховный жрец, то мы никак не можем проводить вас. Ибо прикосновение к этому нечистому псу, — привратник храма бога Птаха показательно пнул парасхита ногой, — лишило нас возможности войти в храм до тех пор, пока мы не пройдем обряд очищения.

Подошел Колян. Он крутил на пальце мобильник и время от времени косился на свои голые ноги. Аборигены воззрились на его трусы в цветочек и вдруг принялись хохотать. Древние египтяне не носили нижнего белья, и, наверно, идея обтягивать самые интимные места тканью, разукрашенной смешными рисунками, показалась им забавной. Ковалев разжал ладонь. Там лежало обручальное кольцо. Ковалев кинул его в руку Рахотепа и мрачно процедил сквозь зубы:

— Где тут у вас можно купить одежду? — Привратник тотчас же изменился в лице. Он покрутил кольцо в пальцах, потом попробовал его на зуб. Показал верзиле с дубинкой. Изумление их было так велико, что они не стали негодовать, когда и парасхит Синуххет приблизил свой грязный нос к чуду искусства. Афанасьев без труда понял причину их удивления: собственные кольца египтян, служившие платежным средством, были выделаны грубо, неровно, и идеальная форма кольца XXI века новой эры, без сомнения, должна была казаться им неслыханным шедевром.

— За это кольцо, — важно изрек Афанасьев, — я хотел бы получить платье для меня и всех моих спутников, покой, где мы могли бы разместиться, а также возможность поговорить с верховным жрецом. Это ведь Фивы?

— Да, — отозвался Рахотеп, любуясь кольцом, — велики стовратные Фивы, близ которых воды Хапи по милости всеблагих богов раздаются вширь и питают своей неизреченной щедростью почвы Черной Земли…

— Я просто спросил: Фивы ли это?

— Нет, господин, это Мемфис, древняя столица страны Кемет, которая…

— Черррт! — по-русски пробормотал Афанасьев. — Мемфис! Не туда нас занесло, Добродеев вас побери!

— А куда надо? — поинтересовался Колян.

— Хотелось бы в Фивы! Ведь пророк Моисей, по преданию, жил при дворе фараона, туда же он и приходил требовать у владыки отпустить его народ из Египта. А двор фараона находится в столице, в Фивах!

— Но ведь этот лысый урюк сказал, что Мемфис — древняя столица. Столица!

— Вот именно, что древняя. Мемфис вот уже тысячелетие не столица Египта, понимаешь? Как же я сразу не понял, увидев пирамиды, что мы не в Фивах! Пирамиды-то действительно около Мемфиса! Ну как тебе объяснить? Это все равно что искать Московский Кремль и восседающего там президента Путина в Петербурге.

— Да хорош тебе причитать! — махнул рукой Ковалев. — Кто тебе сказал, что этот Моисей тусуется в этих… в Фивах? Может, ему надоело в городе сидеть, он свалил в деревню или на турбазу.

Афанасьева позабавили слова его друга. В самом деле, а кто сказал, что пророк Моисей непременно должен быть в Фивах? В Библии не сказано, что этот деятель был заядлым столичным сидельцем и представителем местного бомонда. Он любил и прогуляться, и на периферию скатать. Одна сорокалетняя прогулка по пустыне чего стоит! Впрочем, возможно, ее еще не было…

Афанасьев поднял глаза на не перестававшего стрекотать Рахотепа. Насколько он мог понять, тот излагал свой взгляд на туристический бизнес в Древнем Египте и сетовал на то, что многие чужестранцы не в состоянии оценить великие чудеса и красоты страны Кемет, а равно и заплатить за ознакомление с ними.

— Достаточно! — перебил его Женя. — Так вы проводите нас к верховному жрецу? Но прежде я хотел бы получить одежду.

— Мы сделаем так, как будет угодно господину, — заверили его храмовые служки, — и держитесь, о господин, подальше от этой отрыжки бегемота! Это парасхит Синуххет, он только что осквернил тело главного астролога храма богини Хатор, выстроенного при великой Чарице Хатшепсут!

— Кто такой парасхит? — спросил Колян.

— А… это что-то вроде патологоанатома, если переводить понятия, — заметил Афанасьев, переходя на русский язык, который после глуховатого, шершавого и отрывистого языка древней земли Кемет показался неслыханно плавным и почти осязаемо сладким.

— Альдаир обессилел, — сказал Эллер. — Он не может идти. Его нужно унести с этого проклятого солнца.

— Если господа издалека и чужого народа, то их не может осквернить хижина бедного парасхита, — заметил Синуххет, косясь на Рахотепа и его свирепого приспешника с дубиной. — Во имя светлого Ра, чьи лучи освещают и хижину бедного парасхита, и сияющий дворец великого фараона Рамсеса, осмелюсь предложить свое гостеприимство. Моя хижина в тридцати шагах отсюда. Вон она, смотрите все! Моя жена и матерь ее, старая Мааткахх, будут рады таким гостям!

От наглости местного люмпена Рахотеп и египетский вышибала с дубиной словно проглотили языки. Рыжебородый Эллер махнул рукой и сказал Афанасьеву по-русски:

— Да по мне, хоть в хлев, но Альдаира нужно унести с солнца и напоить. Да и мне бы прилечь. Переведем дух у этого червя, а потом видно будет.

Женя махнул рукой. Рахотеп в ужасе воздел руки к небу, словно призывая всех богов разделить его ужас: как, идти в исполненное скверны жилище парасхита!! Впрочем, непритязательным Эллеру и Альдаиру было все равно. К тому же не так давно они сами мало чем отличались от парасхита Синуххета по степени чистоплотности…

— Меня одно смущает, — усмехаясь, сказал Колян Ковалев, — что нашему божку Альдаиру пока что рановато к местному патологоанатому, куда его поволокли… Д-да! Дела! Слышь, Афанасьев, а мы в натуре в Древнем Египте? Как-то… в голове не укладывается.

— А что? — пожимая плечами, ответил Афанасьев. — Ты же сам говорил, что у тебя на мобиле написано: нет приема. Ладно! У нас не так много времени. Эй, как тебя… любезный Рахотеп! А пожрать у вас в храме есть?

2

Верховный жрец храма, посвященного богу Птаху, славный Тотмекр, пребывал в печали. Боги определенно гневались на него. Еще недавно судьба благоволила храму. Здесь жил священный бык Апис, земное воплощение бога Птаха — покровителя искусств и ремесел. Земное воплощение, правда, имело скверный характер и забодало четырех слуг, прежде чем его удалось вышколить и выдрессировать для церемоний, посвященных богу Птаху, — шествий, возглавляемых священным быком Аписом. Мало кто знал, что величавая походка быка была выработана лично Тотмекром. В свое время жрец отбил все руки и ноги о бока упрямой твари, прежде чем она стала повиноваться приказам. Если бы те, кто приносил свои богатства в храм во славу священного Аписа, видели, сколь ревностно учил быка Аписа жрец с помощью палки и кнута, — Тотмекра разорвали бы на куски за такое святотатство!

«Лучше бы разорвали, — думал верховный жрец, — церемония послезавтра, и если боги не ниспошлют мне решение, то придется мне безвременно встретиться с предками в загробной жизни!»