Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов Страница 27

— Ты моего учителя силой победил, не чарами, — не приятным, рычащим голосом проговорил волосатый человек-зверь.

— Верно. За мою силу и уважил он меня, лесным чарам научил. Древним, нелюдским. Потом взял я силой йому-ведьму. И она меня полюбила и научила волшбе давней, страшной. Той, что от главной Йомы, владычицы леса и смерти, — вы её зовёте Ягой. Куда там вашим ведунишкам из Чёртова леса! Там окраина лесов, а сердце — возле Урала... А я ведь и кузнечного дела не забыл, и огненной волшбы.

— Если ты теперь такой могучий волхв, почему не вернулся, чтобы одолеть Лихослава? — насмешливо прищурилась Лаума.

— Зачем? Лес велик, есть на ком силу показать, с кем силой помериться. Вернулся я к людям — к пермякам. Да и задал жару всем этим великим охотникам, могучим воинам, чёрным да белым шаманам! Теперь в мою дружину самые лихие из них всех идут, а я и не всякого беру. Лучшее оружие в земле коми — у меня, и только для лучших бойцов. Ведь я — лучший в этой земле кузнец, сильнейший шаман, зовут меня здесь Корт-Айка — Железный Старик!

— А меня здесь зовут Яг-морт. Других яг-мортов они у себя давно не видели, — зловеще осклабился волосатый, показав мощные клыки. — Их предки загнали нас в леса к Уралу. Теперь все они знают мою дубину и мои чары. Умные — хлеб сеют, скотину пасут. А я нашлю засуху, падеж — и опять им негде искать еды, кроме леса. А там я с дубиной, неведомо за каким деревом, и снова им страшно, как во дни зверобогов!

Человек-зверь говорил по-венедски, и довольно чисто. В его речи, во взгляде горящих красных глаз чувствовалась непримиримая злоба к людям, но не тупость. Не глуп, видно, лесной житель, если выучил язык, на котором и говорил-то с одним Громобоем. Ох и не глуп... С кем же будут эти двое хозяев прикамских лесов, признающие лишь свою силу и волю?

Лаума, уже спустившаяся с ели, цепким взглядом окинула бронзовые фигурки на поясе Корт-Айки. Медведь, орёл, волк, змея... Звери Грома и Тьмы. Ни коня, ни оленя. Но волк и даже змея посвящены и Солнцу. Чьей же силой волхвует теперь непокорный кузнец? Что у него на цепочке под бородой во всю грудь?

— А мы вас, могучих волхвов, и ищем, — осторожно заговорила колдунья. — Великий шаман Саудев послал нас к вам. Мы все ведь одним богам служим, верно?

— Дурак был Саудев, как и все его полубесы, — бросил пренебрежительно старик. — Больно на ящерицу свою надеялся. А слугой и холопом я никому ещё не был. Чернобога здесь зовут Куль. — Он небрежно достал из-под бороды бронзовую фигурку бога с двумя змеями в руках, стоявшего на двуглавом ящере. — Я ему нужен, а он мне. А силу я беру отовсюду. У Тьмы, у Грома, у Ветра, у Чёрного Солнца...

— А как же с Огненной Правдой, кузнец?

— Она мне в чащобе выжить не помогла. Моя воля — вот моя правда!

— Волю-то твою и укоротят те, от кого мы уходим. Вышата, что предал и сгубил своего учителя Лихослава, и Вышатин выкормыш Ардагаст. Мало им власти и богатства, нужна ещё и Огненная Правда. Всех изводят, кто по ней жить не хочет! — сказал Шумила.

— Вот дурачье-то! Сами покоя не знают и другим жить не дают. И целое племя такое же глупое сотворили. Называется оно — росичи, — глубокомысленно произнёс Бурмила. Его большую медвежью голову столь глубокие мысли хоть редко, но посещали.

— Помню я этого Вышату, — отмахнулся кузнец. — Он тогда сбежал из Чёртова леса, чтобы со мной не биться. Теперь, вишь ты, великий волхв! А что они с Ардагастом несут всему лесу, я знаю. И приготовил им подарок — Колесо Чёрного Солнца. Вам его не сделать, вы не кузнецы, да и солнечных чар боитесь. А такое уже погубило одного Солнце-Царя. На юге, в горах Кавказских.

— Слышали мы, есть и у тебя соперник, — вкрадчиво заговорила Лаума. — Бурморт, верховный жрец пермяков. И владеет он самым святым местом — Гляден-горой. Ты ведь сам его не одолел, правда? А вместе с нами...

— Для того вас и ждал, — спокойно ответил Корт-Айка и одним движением руки снял заклятие с коней. Те весело заржали, перебирая ногами. А из-за елей, будто из-под земли, уже выезжали дружинники обоих колдунов. У кузнеца — ражие молодцы в добротных панцирях, вида самого разбойного. У Яг-морта — больше нелюди да полулюди: лешие, черти и те, кого они с похищенными либо блудливыми бабами приживают. И вот уже слились три дружины в одну разбойную, беззаконную рать и двинулись на север — к святой и богатой Гляден-горе.

Там, где речка Нижняя Мула выходит из лесов навстречу полноводной Каме, поднимается над широкими заливными лугами высокая, с крутыми склонами Гляден-гора. На вершине её — вековой заповедный бор. А на мысу, между поймой и глубоким логом, — городок. В его валу со стороны бора нет даже прохода. Из поймы же в городок ведёт по склону тропа — крутая, неширокая. По ней, однако, и верхом ездят, и скотину гонят на пастбище. А над городком в серое осеннее небо вонзается острой верхушкой, превосходя высотой все деревья бора, громадная вековая ель. Она была стара и священна уже тогда, когда скифы только начинали ходить в набеги на лесной край, и тогда, когда Аристей, ещё не ставший вороном Аполлона, пробирался к восточному краю света.

В это осеннее утро пастухи из городка, как всегда, выгнали стадо на луга. И вдруг, заслышав конский топот, ржание, громкие голоса, погнали скотину к лесу. Со свистом, гиканьем, лихими песнями, будто степняки, ехали лугами дружинники двух шаманов-разбойников, а с ними — какие-то невиданные воины в чёрных медвежьих шкурах. Находники, однако, не тронули стада. Они подъехали к самой тропе, и их седобородый, закованный в железо предводитель громовым голосом воскликнул:

— Жрец Бурморт! Я, Корт-Айка, зову тебя на колдовской поединок!

На горе, у верхнего конца тропы, открылась калитка в частоколе и показалась фигура в белом. Стоявший наверху не напрягал голоса, но силой его чар собравшиеся внизу чётко слышали его речь.

— Корт-Айка! Я дважды состязался с тобой. Один раз ты остановил колдовством мою лодку, а я заклял твоё сусло — ты ведь охотник до пива, — и оно перестало бродить, пока ты не снял своего заклятия. Потом я прошёл под водой от проруби до проруби, отсюда до устья Чусовой, а ты не смог. Тебя едва спас твой друг-водяной. И эту гору ты пробовал брать приступом, но бежал, даже когда её защищали лишь мои родичи: твои чары оказывались слабее моих. Зачем же тебе ещё один позор?

— Я пришёл для огненного испытания. Мы войдём в огненный дом рука об руку, и тот, кто не сумеет чарами укротить огонь, сгорит. Увидим, кто больше познал Огонь: ты, мудрейший служитель Света и Солнца, или я, простой кузнец!

— Состязаться будем внизу? Ты ведь черпаешь силу из нижнего мира.

— Нет. На горе, ближе к твоим богам!

— Хорошо. Но свою орду оставь под горой. Двенадцати свидетелей тебе хватит.

Корт-Айка слез с коня и, несмотря на годы, легко двинулся в гору. Следом шли, как волки за вожаком, ещё двенадцать — люди и нелюди. Были среди них оба Медведича, Яг-морт, пара чёрных шаманов, не видно было лишь Лаумы. В городок пришельцы вошли с самым дерзким видом, но в души их закрадывалась робость: будто незваные взошли на самое небо, недоступное их подземному владыке.