Осень для ангела - Сергей Шангин Страница 27

Вздохнул и в первый раз за многие годы ощутил неимоверную тяжесть, давящую на плечи, сгибающую спину. Атмосферный столб давит, мысленно улыбнулся он, вспомнив изречение Остапа Бендера. Улыбнулся и немного легче на душе стало.

Жить нужно, как все люди живут, нечего заморачиваться на потустороннюю суету. Не дело живого человека, что по ту сторону бытия происходит. Живи и живых радуй своими делами, им это нужнее. Жизнь, как полет метеора в атмосфере, в сравнении с вечностью, что душе дана.

Каждое мгновение той жизни ценно общением, разговором, чувством. Так делись всем этим щедро с тем, кто рядом с тобой живет. Второго шанса не будет, хотя, если попросить… нет, не будет. Ни к чему все это, баловство.

От такой философии посветлело на душе Ивана Васильевича. И не только на душе. Сквозь пелену, что глаза застилала, увидел он свет ясный все более разгорающийся прямо перед ним.

И звук появился, нестройная какофония, словно большой оркестр перед концертом инструменты настраивает.

Смахнул он слезу и остановился, как вкопанный в изумлении. Все души, сколько их есть на его кладбище, собрались перед ним высоким амфитеатром. Лица торжественные просветленные, веет от них радостью и счастьем.

Непохоже, что уговаривать собираются, больше на торжественные проводы похоже. Без слез, без печали.

Словно по сигналу невидимого дирижера замерли звуки, хрустальная тишина разлилась в округе. Кажется, скажи слово и зазвенит оно мириадом маленьких колокольчиков.

Красиво, аж душа замирает.

Обернулся Иван Васильевич, чтобы слово благодарности высказать, да и замер с открытым ртом.

Толстенькая Кудряшка волшебным образом преобразилась. Пропала несуразная сорочка, что скрывала два белых ангельских крыла. Раскрылись крылья широко, как у птицы на взлете. Волосы белокурые вьются в потоке ветра, глаза лучатся радостью и счастьем. Фигурка стройная обнаженная радует глаз совершенством линий. Ни малейшей греховной мысли в голове не мелькнет, только счастье.

По правую руку от ангела Смерть стоит. Только Смерть ли это? Молодая высокая женщина в темных расшитых самоцветным жемчугом одеждах смотрит в небо. Не коса в ее руках, а посох из струящихся сверкающих ниточек, то ли золото, то ли сам огонь струится, рисуя причудливый узор.

По левую руку от ангела воин могучий в доспехах сияющих. Что за черт, точнее, куда черт подевался? Откуда воин явился? Неужто все это личной было?

Взмахнул ангел светлый ручкой тонкой и мощный аккорд прозвучал за спиной Ивана Васильевича.

Обернулся он и видит зрелище волшебное. Стремительно взлетают призрачные фигурки в небо, вспыхивают разноцветным всполохом и тают в ночи. И каждый с собой звук несет, кто выше, кто ниже, кто тише, кто громче. Все вместе рождают они музыку небесных сфер — величественную, пронзающую душу чистотой и верой в лучшее.

Мириады самоцветных каменьев вспыхивают на черном бархате ночного неба, звучит музыка и сердце Ивана Васильевича наполняется беспредельным восторгом и счастьем.

Прощальный салют, прощальный концерт. Уходят. Не за спиной тишком, да молчком, а с благодарностью, радуя старика на прощание. Сами ли решили или так было свыше указано, какая разница?

Интересно только, что сейчас в городе думают те, кто не спит по ночам. Те, кто любит ночью выйти на балкон покурить или просто на небо ночное полюбоваться? Что они чувствуют? Может и в их сердцах пробуждается радость и счастье?

Молодая мамочка наклонилась над детской кроваткой, чтобы поправить одеялко. А ребенок неожиданно счастливо засмеялся во сне. И на лице мамы ребенка расцвела счастливая улыбка. Спи, малыш, спи, пусть тебе сегодня приснятся счастливые сны!

Улыбается ребенок и рождается новый ангел. Плачет он и… Пусть лучше улыбается, больше счастья детям, больше радости в детской жизни. Им еще расти и расти. Спи малыш, улыбайся во сне!

Молодожены лежат без сна в постели, отвернулись друг от друга, прикидываясь спящими. Поругались, поссорились, хоть разводись немедленно. И никто не хочет первым сделать шаг к примирению.

Неожиданно повернулись лицом к лицу, обнялись крепко, припали губами к губам, и нет ссоры. Растаяла обида, словно и не было ее. А всего-то и нужно было, сделать первый шаг к примирению.

Уходит душа в вечную свою обитель, оставляя нам капельку радости, надежды, терпения, силы. Чтобы тем, кто остался, жить было хоть чуток да полегче, повеселее. Одна душа — одна маленькая искорка.

А что же сейчас в городе творится, когда сотни и тысячи душ разом в небо уходят? Дай им бог райской благодати, а нам сил, да счастья.

Хорошую компанию ему бог послал — Смерть, черт и ангел. Прямо триединая сущность божья, или человеческая сущность. Рождается ангел, живет в нас черт и всегда придет смерть.

Только нет в том печали, потому что жизнь красна каждым своим мгновением. А мгновений тех больше, чем песчинок в пустыне, больше чем звезд на небе. Наслаждайся каждым мгновением жизни, делай его радостнее и жизнь не покажется короткой.

* * *

Иван Васильевич ехал в автобусе, а на его лице блуждала счастливая улыбка. Окружающий мир для него в эти минуты не существовал, мыслями и чувствами он был там, где только что в его честь гремела музыка небесных сфер, сиял праздничный салют.

Кондукторша подошла к старику, хотела было спросить про билетик, но прониклась чужим счастьем и махнула рукой. Села на свое место и ни разу не встала, пока до конечной остановки не доехали.

Народ входил в автобус, тянул было деньги за проезд, но кондуктор лишь улыбалась в ответ, а денег не брала. И пассажиры улыбались, чувствуя в душе непонятное ощущение счастье. Так и ехал автобус в ночи маленьким сияющим островком счастья.

* * *

Иван Васильевич пригрелся на сидении и не заметил, как задремал. Даже во сне с его лица не сходила счастливая улыбка. Снилось ему, что снова он сидит на белом пушистом облаке. Рядом все тот же старичок противный, что в прошлый раз его с облака спихнул.

Только если разобраться без суеты, так не просто спихнул, а к жизни вернул, не пустил, получается, на тот свет. Отчего же тогда противный? Иван Васильевич улыбнулся старичку.

— Наше вам! — кивнув приветливо головой. — Толкаться не будете?

Сказал и сам же почувствовал двусмысленность вопроса. Не будут толкаться, так придется ему подзадержаться на том свете. Лучше уж пусть спихнут своевременно, пока нужной остановки не проехал.

— У нас не проедешь! — улыбнулся старичок, ответив на невысказанную тревогу Ивана Васильевича. — Полегчало на душе?

— Несказанно!

— Стоило оно того, чтоб столько лет с душами возиться? Жизнь свою, можно сказать, угробил, отдал ее непонятно кому.

— Не считал, — честно признался директор. — Так надо было, если бы не я, то кто?