Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд Страница 27

После того как от отдачи «Рысь» дрогнула четыре раза,стрелок сообщил:

— Первый залп выпущен, сэр. Дворец, похоже, держится.

— Если так, дайте еще один залп, — распорядилсяЗай.

Сенатор

Трое сенаторов стояли в нескольких метрах отзаконодательного табло. Было видно, что они смущены его сложностью и обилиемданных.

Нара Оксам взяла на себя ознакомление сенаторов с табло,объяснила многое достаточно простыми словами и с помощью кобальтово-синейвоздушной указки. Сенаторы отважились подойти ближе. Законодательное таблозанимало большую часть воздушного экрана во фракционном зале ПартииСекуляристов. В самом центре схемы светилась галактика минимальных налогов —смехотворные поборы с производителей оружия, сниженные тарифы на доставкустратегически важных металлов, чуть более высокие налоги в тех регионах, гдеотмечалось многочисленное скопление войск: любые меры, которые моглинепосредственно или опосредованно опустошить казну имперского флота. Вокругэтого внутреннего ядра располагались несокрушимые пикеты ограничительныхдебатов, в ходе которых не допускалось введение поправок и запрещалисьвыступления обструкционистов. Свободные участки были обведены блестящимилиниями разного цвета. Другие пункты законопроектов плавали беспорядочнымиоблачками. Их движение как будто бы не имело определенной цели, но для взглядаопытного человека намерения законодателей не оставляли сомнений. Налоги спродаж и просто налоги, тарифы, закрытие доступов к привилегиям, временнаяприостановка выплаты обещанных сумм — то есть несомненный, неопровержимый оттокэкономических мощностей от дальних регионов Империи. Все было старательносбалансировано ради того, чтобы воспрепятствовать задуманному Императором илоялистами.

Сенатор Оксам гордилась тем, что ее сотрудники сумелисотворить такой сложнейший комплекс мероприятий меньше чем за час. Серебристаячаша предложений в центре воздушного экрана была едва видна за густым блестящимлесом всевозможных значков.

Эдикты, поступавшие из Алмазного Дворца, представляли собойудары кузнечного молота — непоправимый шаг навстречу войне. А законодательнаяпрограмма, как ни сложна была ее иероглифическая схема, по-своему была столь женезатейлива — как другой кузнечный молот, занесенный для ответного удара.Причем сила удара была тщательно выверена и уравновешена — так, чтобы,ударившись об имперский молот, лишить его сил. Некоторые сенаторы из рядовПартии Секуляристов выглядели невесело — казалось, они прикидывают, что будет,если они окажутся между двумя молотами.

— Уверены ли мы в том, что нам непременно подходить кэтому со столь ярко выраженной… конфронтацией? — спросил сенатор Пимир Уати робко указал на сверкающую линию, которой был обозначен налог на транспорт.Вид у сенатора был такой, словно он смотрел на валяющийся на крыльце его домаоголенный электрический кабель, гудящий от высокого напряжения и рассыпающийискры. Сенатор Оксам ради этого совещания заранее уменьшила дозировку своегоантиэмпатического лекарства, увеличив эмпатическую чувствительность. Оначувствовала, как нервность Уата наполняет зал подобно статическомуэлектричеству, разряды которого посверкивали при каждом резком движении илинеосторожно оброненном слове. Оксам была хорошо знакома эта особаяразновидность волнения — специфическая паранойя профессиональных политиков.Законодательная программа, представленная на обсуждение, и была направлена нато, чтобы вызвать именно такие эмоции — волнение, из-за которого политикипочувствовали себя хрупкими, уязвимыми.

— Вероятно, мы могли бы выразить нашу озабоченность вболее символической форме, — предложил сенатор Верин. — Дадим всемзнать о том, что столь бдительно обнаружила сенатор Оксам, и выдвинем эту темуна дебаты.

— И тем самым дадим Отцу нашему Воскрешенномувозможность ответить, — добавил сенатор Уат.

Оксам повернула голову к Уату и в упор посмотрела на негосвоими сверхъестественно синими вастхолдскими глазами.

— Отец наш Воскрешенный не вышел к нам с символическимжестом, — возразила она. — Нас ни о чем не проинформировали, с наминикто не проконсультировался, нас даже не предупредили. Наша Империяпросто-напросто шагнула к войне, наши соотечественники подвергнуты опасности, авоенным предстоят большие испытания.

Заканчивая высказывание, Оксам посмотрела на третьего изприсутствующих парламентариев, сенатора Ану Маре, чья откровенно секуляристскаяродная планета находилась в самом центре подвергавшихся опасности нападенияриксов регионов. Сотрудники Аны помогли в составлении схемы. Конечно, наиболеедоходные статьи родной планеты Маре не были затронуты законодательнойпрограммой Оксам.

— Верно, люди поставлены под удар, — проговориласенатор Маре. Взгляд у нее был несколько рассеянный — как будто она слушалавспомогательную аудиосистему. — И к тому же Император действовал намеренноскрытно. — Она склонила голову к плечу, взгляд ее стал острым. —Поэтому я не согласна с предложением уважаемого Верина превратить нашу реакциюна происходящее в символический жест, обычную декларацию намерений. Думаю,такой шаг ни к чему. Всякие законопроекты символичны по своей сути — риторика,подписи, предположения, намерения, — по крайней мере до голосования.

Оксам почувствовала, как спало напряжение в зале. Уат иВерин с облегчением решили, что законопроекты в действительности не пройдут.Программа Оксам представляла собой брошенную перчатку, блеф, сигнальный огоньдля остальных членов Сената. Замысел был очерчен, как зеркальное отражениенамерений Императора, как обнаружение его обратной стороны, как подобиегипсового слепка. Оксам могла бы выступить с пространной речью, обнародоватьрезультаты анализа, проведенного Найлзом, привести доказательства намеренийИмперии — но ее выступление не услышали бы и не заметили. А вот законопроекты,поддержанные мажоритарной партией, всегда вызывали большой интерес. Оксам давнопоняла, что в умно завуалированную правду верят скорее, чем в высказаннуюоткрыто.

— Верно, — сказал Уат. — Этот билль послужитсигналом.

Верин кивнул.

— Вороньим карканьем!

Несмотря на то, что они с Маре в итоге и ожидали именнотакого эффекта, Оксам немного расстроилась из-за того, что остальные сенаторытак быстро сдались. Она думала о том, что после определенных доводокзаконопроект мог и пройти. Но Оксам была одной из самых молодых в Сенате, и ктому же ее называли Чокнутой Сенаторшей. Лидеры секуляристской партии порой еенедооценивали.

— Итак, я могу рассчитывать на вашу поддержку? —спросила она.

Трое старых солонов переглянулись. То ли они решилипереговорить друг с другом по личным каналам, то ли просто-напросто слишкомхорошо друг друга знали. Как бы то ни было, за счет своей повышеннойэмпатической чувствительности Нара Оксам четко определила мгновениевозникновения согласия. Ее сознание словно обволокло прохладной пеленой тумана.

Первой кивнула сенатор Маре. Она взяла серебряную чашупредложений и поднесла ее к губам. Затем она передала чашу Уат, а ее верхняягуба стала красной от налипших на нее микроустройств, которые теперьстарательно диагностировали ДНК, составляли слепок с зубов, слушали голос,чтобы затем переслать все собранные данные на искусственный интеллект,отвечавший в Сенате за безопасность. Эта программа отличалась жуткой параноидальностью.Через несколько секунд после того, как содержимое чаши допил Верин, схемазаконопроектов Оксам превратилась в обычный экран заседания фракции ПартииСекуляристов.