Незавидная невеста - Оксана Гринберга Страница 27

Ко мне же подошел Джеймс Стенвей.

— Ваш танец, — повернулась я к нему. — Когда бы вы хотели его получить?

— Прямо сейчас, — отозвался он. — Но с единственным условием — вы не станете петь хвалебные оды моему кузену. Поверьте, я наслушался их порядком — каждое утро во всех Храмах службы начинаются за его здравие.

— Неужели вы ему завидуете? — удивилась я.

— Нисколько, — уверенно заявил герцог, протягивая мне руку. — Потому что я свободен в своем выборе, а Брайн должен думать не столько о себе, сколько о нуждах королевства.

— Зачем вы мне это говорите? — нахмурилась я. — Неужели затем, чтобы снова предупредить, что на отборе мне не победить? — Я прекрасно это понимала и без него. — Или же вы твердо решили испортить мне настроение, потому что и ваше не слишком-то хорошее?

На это Джеймс Стенвей широко улыбнулся, и я передумала спорить.

— Давайте уже танцевать, Агата! — произнес он. — Надеюсь, вы простите мою некую неучтивость — я забыл вам сказать, что этим вечером вы выглядите поистине очаровательно.

Вашими стараниями, хотела сказать ему. Но, опять же, не стала.

— Уверена, вы самый любезный из всех кавалеров в этом зале, — заявила так же любезно.

Кроме его кузена, чье имя мы договорились не упоминать, ну и графа Маклахана — тому вежливости еще нужно поучиться!

— Ну что вы, Агата, во дворце обо мне ходят ужасные слухи! Например, что я терзаю молодых девиц, причиняя им невероятные страдания своим ужасным нравом…

— О, как интересно! — отозвалась я. — И когда вы уже начнете меня терзать? А то я до сих пор не заметила вашего ужасного нрава!

На это он, усмехнувшись, пожаловался, что я нисколько его не боюсь, и этот феномен требует пристального изучения.

Изучал он его на протяжении даже не двух, а трех танцев, потому что король был занят до самого окончания бала — целых двадцать две избранницы нуждались в его внимании и ждали своей очереди быть приглашенными!..

Наверное, герцог изучал бы и дальше, но в один прекрасный момент — вернее, так себе момент! — я поняла, что на этом все. Мои силы подошли к концу, и даже нюхательные соли леди Виторины вряд ли мне помогут.

Потому что голова кружилась так, что перед глазами рябило. Накатила жуткая слабость, и я с трудом стояла на ногах.

Мне хотелось лечь, закрыть глаза и забыться.

— Что с вами, Агата? — встревожился герцог, когда я попросила отвести меня к колонне. А еще подумала — странное дело, он не отходил от меня весь вечер, а ведь вокруг полным-полно прелестных девушек!

— Я чувствую себя жертвой кораблекрушения, — призналась ему. — Кажется, будто бы плыла целую неделю, боролась за свою жизнь, а потом, когда сдалась, меня все-таки выкинуло на берег… Но сил, чтобы подняться и возликовать, у меня уже не осталось.

Он усмехнулся.

— Похоже, вы не слишком-то привыкли к подобного рода развлечениям!

— Простите, если вас разочаровала. Надеюсь, сейчас я немного постою и мне станет лучше…

— Думаю, вместо того, чтобы превратиться в украшение этой колонны, — той самой, к которой я прижималась спиной, — вам все же нужно вернуться в свои покои и хорошенько отдохнуть. Потому что завтра рано утром намечена большая охота, на которой, я уверен, вы поразите моего кузена своим умением великолепно держаться в седле… — Тут он уставился на меня. — Кстати, леди Корнуэлл, вы умеете великолепно держаться в седле?

— Уж как-нибудь не выпаду, — пообещала ему. — А если я… Если я сейчас уйду с бала, король очень расстроится? Или же он этого не заметит?

— Если вы упадете в обморок, Брайн наверняка это заметит, — отозвался герцог. — Но, подозреваю, это не то внимание, которое вы бы хотели на себя обратить.

Кивнула. Тут он прав!

— Спасибо, что вы со мной возитесь! — произнесла я растроганно.

— К сожалению, несмотря на то, что я с вами вожусь и не отказался бы проводить и своими глазами убедиться, что вы отправились отдыхать, мне все же не стоит появляться в крыле невест. Это может навредить вашей репутации, — заявил он, затем добавил, что поищет леди Виторину, и посоветовал мне не падать с ног хотя бы еще несколько минут.

Ушел, а я закрыла глаза, понимая, что герцог во всем прав. Мне нужно вернуться и лечь спать, так как я не рассчитала своих сил. И еще, леди Виторина тоже права — у меня не так много друзей, чтобы отказываться от их помощи.

Только вот мне почему-то казалось, что в некоторых словах и взглядах Джеймса Стенвея, крылось куда большее, чем дружба и сочувствие к нуждающимся, как завещала нам Святая Истония.

Но разве такое возможно?!

* * *

Джеймс Стенвей, герцог Раткрафт

Они устроились в креслах в Малом Овальном Кабинете. Брайн потягивал амаранский коньяк, и на его лицо бросали блики алые языки пламени из камина. Сам же король разглядывал шахматную доску. Вернее, уставился на совершенно безвыходную позицию, в которую попали его белые, загнанные в угол после быстрого и напористого нападения черных.

Джеймс Стенвей, вытянув длинные ноги, посматривал на своего кузена, потому что ситуация на шахматной доске была прекрасно ему известна и полностью его устраивала. До этого он никогда не замечал в себе особой кровожадности по отношению к венценосному брату, но сейчас и эта партия, и разговор, который затеял король, его порядком раздражали.

Именно из-за этого он решил поскорее закончить игру, затем, сославшись на усталость, отправиться в свои покои; и с самого начала партии был быстр, стремителен и кровожаден, не оставив Брайну ни единого шанса спасти ладью, чтобы уже через два хода загнать короля в угол.

Белого короля на шахматной доске.

При этом он никак не мог понять причины собственной раздражительности. Неужели дело в их разговоре? Обычном вечернем разговоре без обсуждения проблем Арондела, сдобренном парой глотков выдержанного коньяка?

Или же дело в том, как Агата Дорсетт смотрела на его кузена?!

Раскрасневшаяся, с блестящими глазами и вздымающейся от учащенного дыхания грудью — воспоминание о груди леди Корнуэлл в узком лифе голубого платья все еще порядком тревожило его воображение, — она не спускала глаз с короля и выглядела удивительно прелестной.

Чтобы заполучить это платье, Джеймсу пришлось поднять на ноги всю дворцовую артель швей, которые и сейчас, озадаченные его приказом и щедрым вознаграждением, не спали, расшивая амазонку для завтрашнего выезда леди Корнуэлл.

— Джеймс, да что с тобой? — нахмурился Брайн. — В последнее время ты порядком растерян, брат мой! Признаю, в шахматах тебе нет равных во всем Аронделе, если не считать архиепископа Плесби… Но неужели тебе настолько скучно со мной играть, что ты витаешь в облаках? — Затем улыбнулся: — Это, признаюсь, довольно болезненный удар по моему самолюбию.