Я Кирпич - О'Санчес Страница 26

Только, было, черный мороз, выпустил мою душу из кокона, а вдруг опять безысходность навевает… уже через мысли, а не ощущениями…

Я заставил себя оглянуться по сторонам… Сижу на табурете, смотрю на топор под ногами. Из светильников – почему-то одна лампочка настенная горит. Да, это я так захотел, мое решение. Комп и ноут выключены, телевизор тоже. Телевизор я точно выброшу. Глазок… Желтая точка – это свет из коридора, значит, не залеплен глазок. Надо бы посмотреть в него… а потом в перископ… и сравнить. Зачем?.. Зачем я буду это делать? Чтобы продолжить муку свою, чтобы продлить жизнь? Зачем мне такая… Стоп! Этого я не говорил! Этого я не думал! Мне паршиво, но я не сдамся! Вот, сейчас… чай поставлю… в холодильник загляну… и светильники зажгу… Да, точно. Электрический свет во все киловатты запущу, если уж за окном до сих пор темно. Третий час ночи, пора бы рассвету… Почему там темно? Потому что сумрачно. Все небо в тучах… НЕТ! НЕ МОГУ БОЛЬШЕ! Прочь! Прочь, гадина, прочь! Я тебя не звал!..

Вот, наконец, когда во мне прорвался крик… переходящий в рев… или в истошный визг!.. Правильно ведь, правильно, очень верно я тогда подумал насчет палитры страхов… насчет разнообра… – СГИНЬ! Да сгинь же, ты, мерзость!!!

Но мерзость не пожелала сгинуть, а выглядела она как здоровенная, в кошку размером, крыса, которая, презрев законы земного тяготения, ползала в моем окне по наружному стеклу. Я кричал во всю мочь несколько секунд, со словами и без… почти не помню слов… потом устал орать, стою, как зачарованный и… наблюдаю… Ползет, такая, наискось, от левого нижнего угла вверх и вправо, а сама обнюхивает, обнюхивает… замрет на мгновение – и дальше поползла… Чего она ищет? Не иначе щель, вход, куда бы она могла просочиться без моего приглашения-соизволения… Но эта сволочь, все-таки, больше похожа размерами на реальную крысу… тоже огромная, но ведь не с человека ростом. Хвост у этой крысищи елозил по стеклу почти самостоятельно… во всех направлениях… пропорционально длинный хвост… гнусный такой… похожий на половинку громадной аскариды… Нас малышей начальных классов, в интернате, на уроках здоровья, все аскаридами пугали, чтобы мы руки регулярно мыли… И все равно ежегодно, и даже чаще, весь ученический состав обрекали на глистовыводительные процедуры…

А лапки у нее светлее, чем остальное тело, а пальчики на лапках такие подвижные… сейчас начну блевать… сантиметров сорок в этой крысе, не считая хвоста…

С величайшим трудом преодолевая ужас, тошноту и сонную одурь, накатившие на меня одновременно и мощно, я посмотрел на другое окно – там чисто. Значит, крыса одна. И еще я подумал, что если подойти поближе к окну… с топором в руках… и хренакнуть им сквозь стекло по этой крысе, со всей силы, с разворота, метясь по усатой этой головке, то вполне возможно, что…

– Что? Что, Киря? Опомнись! Что, ты думаешь, с нею случится от моего удара, коли она… вне физических законов…

– Мало ли?.. Ну, а что – с ума сойти, что ли? Или стоять покорным пони, ждать, пока она вход нанюхает? Так – хоть что-то. Берем топор в две руки, чтобы посильнее, и…

Долго, очень долго, секунд десять смотрел я на свое нехитрое оружие, в сильнейшем искушении взять его в обе руки, подойти к окну, замахнуться посильнее, прицелиться… Не знаю, действительно я не знаю, почему этого не сделал, и что меня удержало от этого гибельного искушения… Только я вдруг встал и зашагал к окну без топора и ножа. Это были неуклюжие шаги, неловкие до деревянности, но делал я их по своей воле, а вовсе не подчиняясь чужому приказу, мысленному или словесному.

Я подошел к окну, к правому, по которому с внешней стороны ползала крыса, близко подошел, почти вплотную, ощущая кожей лица, как дрожащие струйки дыхания из ноздрей отражаются от поверхности оконного стекла. Крыса переползла повыше и перевернула тельце хвостом вниз, головой вверх, так, что ее черно-багровые глазки-бусинки оказались точнехонько напротив моего взора. Я вглядываюсь в эти нечеловеческие глаза в безумной сомнабулической надежде понять что-то в этом кошмарном происходящем, увидеть какой-нибудь смысл или ответ… Ничего, кроме ужаса моего и жадного, голодного нетерпения с ее стороны. Там смерть, ее посланник – крыса, которая жаждет сожрать мою плоть, выпить мою кровь… Да, всю! Размеры… что размеры, при чем тут арифметика? Естествознание, почему-то, не мешает ей существовать вне законов реального мира… Она мне опять нашептывает… Лютая жадность в шелесте слов ее…

– Открой… человечек… пить… убивать…

Я не выдержал и первым отвел взгляд. Отвратительные розоватые лапки ее судорожно шевелились… какие проворные пальчики с коготочками… гнусные… мерзкие… Тварь.

Я поднял правую ладонь на уровень лица и прижал ее к прозрачной поверхности окна, заслоняя от своего взора – этот, крысиный, черно-багровый. Почему я так поступил? Не знаю. Но это не было выполнением чужого приказа, нет, нет и нет! Это я сам так решил, не вполне понимая логику собственного поступка, словно бы подчиняясь велениям инстинктов, которые полуобразованные люди неоправданно часто именуют подсознанием.

Я прижал ладонь – и почуял ток… трепет… движение… Ауры, моей и чужой. В моей руке словно бы образовалась ранка, сквозь которую полилась наружу часть моей сущности, сила моя, энергия моя, жизнь… Ладонь щекотно покалывало, а я обреченно понимал, что сквозь эту ранку жизнь моя очень скоро улетучится навеки, даже и зубов этой твари – для плоти моей – не понадобится. Она и так меня выпьет. Досуха. Да, да, да, я… как бы понял это… или даже вспомнил… Точно, вспомнил: голубая лента на Елагином так же меня высосать хотела, когда я к ней приклеился… Но почему она не сделала это?.. Почему, почему, почему она меня не извела… Надо срочно, срочно вспомнить или узнать ответ, покуда я еще жив и в разуме… Видимо, рассуждая остатками здравого смысла, ответ заключается в поступке: я вырвался тогда, и этим спасся. Это надо сделать и сейчас, и поскорее… голова кружится…

Я поглубже вдохнул в себя бесцветное и безвкусное пространство комнаты, напрягся… – нет, не оторвать, прилипла, как тогда… на асфальте. Я затряс ушами и головой, и сверху вниз, и справа налево, стараясь при этом не смотреть на крысиные лапы, хвост, уши… и приказал себе: тащи руку на себя! И сразу же, еще громче, хотя и в безмолвии, добавил: не отдам силу! И ранка закрылась. Это был откровенный шок для меня. Тихий такой, тем не менее – шок, и я, будучи каким-никаким, но психологом, четко понял, минуя десятки и чуть ли не сотни дополнительных сиюминутных эмоций и мыслишек: после шока придет буря и я потеряю над собой контроль, сорвусь в непредсказуемое… Удержаться! Ранка закрылась, кровь не течет… да ее и не было, крови-то. Крыса не кровь мою пила, а еще более лакомое, нежели кровь…

Крыса, распластанная на оконном стекле, с той стороны, забилась в мелких судорогах, она словно бы пыталась вернуть, немедленно вернуть источник сладостного пития и вновь приникнуть к нему.

– Шалишь, – подумал я, обращаясь к крысе, но как бы с отведенным в сторону взглядом, чтобы не видеть ее… – гадина. Я тебе ни молекулы не отдам.

Интересно, аура из молекул состоит, или как?.. Без разницы, все равно не отдам, ни капли.