Я Кирпич - О'Санчес Страница 25

Удалось заставить себя включить телевизор и посмотреть фильм.

Экран телевизора у меня нового формата, а фильм старый, 4:3, из-за этого у экрана телевизора, справа и слева от картинки, два прямоугольника, словно черные уши торчат. Фильм – откровенная дрянь, боевая камасутра: какой-то там азиатский учитель-кунфу учит какого-то азиатского кунфу-ученика стилю какого-то кунфу-дятла. Не все сразу получается у норовистого и несчастного юноши, изломанного событиями трудного детства, плюс постоянно вредят и строят козни азиатские злодеи-кунфу из какой-то конкурирующей школы… И если бы не спасительные рекламные врезки в фильм – уж не знаю, как бы я выдержал без всю историю до финальных титров. Джеки Чан, орудуя в этом жанре, в свои кинематографические продукты жизнедеятельности хотя бы иронию добавлял.

Пришло время и привело полночь.

Я положил топор на пол, на середину большой комнаты. Думал, с топором под рукой будет спокойнее… Ошибся. Сначала я его на табуретке разместил, так, чтобы конец топорища в воздухе торчал, как бы повиснув над краем табурета, чтобы, не отшкребывая пальцами рукоять от плоской поверхности, сразу хвать рукой!.. Но пока маялся – туда-сюда ходил по квартире – дважды задел торчащую рукоять, во второй раз вообще чуть на пол не сшиб, на ноги себе… Однако, и от лежащего на полу топора мне почему-то спокойнее не стало. Смотрю на него и страшусь: вот-вот увижу, как он шевельнется и левитировать начнет… острием по башке. Да, нервным людям вроде меня лучше держаться подальше от всех этих мистических ужастиков, ну, невтерпеж этак всего бояться: еще одна такая ночь, максимум две… и я не доживу до рассвета, сам, без постороннего вмешательства помру от истерики.

«Надо чайку попить» – подумал я, и это простенькое решение, уже чуть ли не по привычке, доставило необходимую мне передышку: чайник шумит, голова-руки чем-то конкретным заняты, горячее сладкое питье слегка успокаивает. Было уже десять минут пополуночи, когда пошли в мою сторону первые шевеления новых ночных ужасов. Опять послышалась шкребота на лестничной клетке, вроде как в мои двери. Смотрю в перископ – никого нет, заглядываю в глазок – а там то черно, то пусто! Словно кто-то снаружи то перекрывает обзор, то опять освобождает… а сам прячется неизвестно куда.

Спрашиваю:

– Кто там?..

Тишина, поскребки на какое-то время прекращаются. Я уже знаю, вспомнил некоторые правила поведения нечистой силы возле человеческого жилища, во всяком случае – усвоил, как это в книгах и в фильмах описывается, и поэтому громким голосом вслух подтверждаю свои намерения:

– Пшли прочь! Никого не приглашал и не приглашаю! Никого не зову, никого не пущу!

И опять у меня в голове неуместные, и от этого нелепые сомнения насчет электронной картинки в перископе: то, что я там вижу, параллельно с панорамой в оптическом глазке, это что – съемка, динамическая картинка, или статическая, вроде фотографии? Или, все-таки, динамическая, но электроника не видит представителей нечисти? Раз уж они в зеркале не отражаются, то и на цифру их снять нельзя? Или можно? Если бы удалось там, в коридоре, заранее маятник какой-нибудь установить, или еще что-нибудь движущееся, типа, наблюдать, наряду со всем прочим, контрольное движение… Или из соседей бы кто вышел, как тогда, в первую ночь… Тот, кто пробовал рассуждать и мыслить, преодолевая ошеломляющее, безысходное отчаяние – тот сразу бы узнал эти ощущения, окунувшись в чувства мои!.. Когда тебе плохо, больно и беспросветно жутко, невероятно сильным и мучительным бывает желание прекратить, во что бы то ни стало оттолкнуть этот мрак, обволакивающий все твое существо, кажется, что нет такой цены, которую дорого было бы заплатить за избавление от страданий… Но, вот… пожалуйста, есть конкретный пример такой цены: поди да отопри дверь, выйди на лестничную клетку и прими то, что там тебя ждет. Это будет либо облегчение вселенское, либо смерть, либо… Вот именно, что существует и вероятность третьего исхода: тебе предстоят некие, пока еще неизведанные, но вполне возможно, что еще более горшие муки, чем те, от которых ты сейчас корчишься и дрожишь.

Лично я на собственном опыте знал, что есть и более мощные «радости», гораздо более беспросветные, нежели нынешние, которые сегодня и вчера, я испытал их однажды ночью, лет десять, или около этого, тому назад, вот в такую же белую ночь, когда из меня словно бы сердце вырвали… или душу… К счастью, сердце по-прежнему при мне и душа тоже… Ишь – колотятся как о грудную клетку, убежать хотят!.. Вот, как раз те старые, но незабываемые впечатления, и помогали мне уже в эту ночь удерживаться на краю души, не соскальзывая туда, во мрак, из которого выхода не найти, заставляли меня держаться за самого себя как за спасительный круг.

Но – плохо мне было. Я сидел на табурете посреди комнаты и тихо мычал. Это был не стон и не молитва, и уж тем более не попытка разбавить ситуацию мотивом веселой песенки… Это был крик души сквозь тело, и был тот безадресный крик не очень-то внятен даже мне самому. Вроде бы немножечко помогало мне это мычание… а может и не помогало… Топор вел себя смирно, спасибо ему за это, а скрипы-скрежеты за дверью прекратились.

Зато раздался голос. Немножко иной, чем в первую ночь, но я все равно его узнал: тихий, но всепроникающий, более похож на женский, хотя, трудно было различить достоверно в этом низком недочеловеческом шипении феминно-маскулинные приметы.

– Открой… открой же… твоя кровь… пить… открой…

Откуда струился этот шепот-шелест – не понять было, очевидно, что снаружи, иначе бы мне уже было все равно…

Я набрал воздуху во всю грудь, чтобы проорать что-либо дерзкое и матерное в ответ, а вместо этого выдохнул шелест, в пару услышанному:

– Не открою.

Шепот на шепот, но внешний голос, который приказывал мне, был черным, холодным, алчущим, а мой, слабенький и бесцветный, трепетал, как волосок на ветру. Я только и сумел, что еще тише повторить сказанное:

– Не открою.

Я произнес короткие эти слова, а сам не верил в них, потому что ничтожные силы мои были на исходе, а существо – я откуда-то чуял это – было исполнено безмозглой, бесчеловечной мощи, оно не сомневалось, что сопротивление мое не будет долгим, и что через несколько минут… или даже мгновений, я подойду к двери и сам, своими руками… Я попытался заплакать, но даже и этого не сумел, холодно было слезам.

О, если бы у меня были отец и мать!!! Отец защитил бы меня, а мать… обняла бы меня, утешила…

Но не было у меня никого и никогда, чтобы согреть и прийти на помощь… только я сам, только я один…

И в третий раз я заставил шевелиться непослушные, словно бы онемевшие на морозе губы:

– Не открою.

И голос чужой улетучился из моего пространства, и лютый мороз отпустил меня, мои мысли, мои губы, сердце…

А мрак остался, и безысходность вместе с ним, вон они – все теснее сгущаются вокруг меня, хотя, казалось бы, куда уж теснее, куда уж чернее… Но я устоял, и дальше буду терпеть, утра дожидаться… Только, вот, зачем, с какой целью, ради кого, ради чего?.. Ну, дождусь я рассвета, попью и поем, и спать завалюсь… А зачем? Неужели только, чтобы и дальше, много-много-много лет подряд вкушать нехитрые удовольствия биоробота? На фига мне такая жизнь, лучше я сам, вот сию секунду, возьму топор… или нож… и самостоятельно распоряжусь…