Успеть за Правдой - Максим Резниченко Страница 26

Трудно было назвать следующие несколько минут боем. Твари в человеческом облике, похожие друг на друга, как клоны, нападали прямо в лоб и даже не попытались обойти с флангов. Я промахнулся лишь единожды, да и то – по ковыляющему неровной походкой воину с переломанной ногой. Один за другим я сменил три автомата и два раза – магазин в последнем. Все? Похоже, потому что ни одной твари не было видно. Но меня что-то насторожило, что-то ускользало от внимания, а подсознание кричало об опасности. Я спешно отступил еще на два десятка шагов, не поворачиваясь к поезду спиной. Остановился и «созерцал». Проклятье! Тьма стелилась передо мной! Именно стелилась, а не надвигалась стеной. Что это значило? Я поднял вверх руку, в которой спустя пару секунд появилась ракетница с коротким и широким стволом, и нажал на спуск. С громким треском-шипением яркая красная звездочка взлетела в небо и повисла в воздухе на раскрывшемся парашюте, осветив меня, поезд и пространство между нами.

– Ах ты! – воскликнул я, увидев, как земля буквально кишела от тел, и до ближайших противников оставалось уже не больше нескольких десятков метров.

Угасшая злость проснулась и с новой силой сжала нутро, требуя крови и мести, а ведь еще минуту назад я расстреливал тварей, как в тире, без малейших эмоций. Отпустил Вал и спустя несколько секунд «достал» двенадцатизарядный ММ-1, снаряженный семидесяти пяти миллиметровыми гранатами осколочно-фугасного действия.

Признаться, я немного испугался, когда «созерцал», потому что вид стелющейся тьмы сразу вызвал ассоциации с какими-нибудь гадами-насекомыми, но под светом ракеты твари начали вскакивать, чтобы броситься в атаку, и стало ясно, что это были все те же аборигены, вооруженные хатисами.

Я прицелился на дистанцию в шестьдесят метров, опасаясь случайных осколков. Раз за разом гранатомет несильно, почти неощутимо, вздрагивал, выплевывая свои снаряды. Все двенадцать легли именно туда, куда я целился. Вспышки разрывов и слегка приглушенные расстоянием глухие хлопки следовали один за другим. Тварей подбрасывало в воздух, раскидывало в стороны и рвало на части. До ближайших воинов осталось совсем немного, и я, отпустив гранатомет, через несколько секунд «достал» Печенег. Нападающих было слишком много, и я просто боялся затягивать бой, используя в качестве оружия автомат. Не целясь особо, я расстрелял все двести патронов широким веером перед собой. Твари падали, как подкошенные, но не все из них погибли, и они продолжали так или иначе приближаться: без руки, без ноги, – но расстояние между нами сокращалось.

Я отступил еще на два десятка шагов назад и чуть в сторону, потому что дым от выстрелов немного, но мешал, нормальному обзору. «Достал» новый пулемет и открыл огонь, но стрелял уже более экономно, успевая выцеливать еще и раненных.

Затвор голодно щелкнул, требуя новых патронов, и я отпустил пулемет. В моих руках снова появился гранатомет, и все его двенадцать снарядов легли среди тварей. Однообразное побоище продолжалось, наверное, еще четверть часа. Моя злость затаилась и глухо ворчала где-то в глубине, ожидая своего часа, а сейчас я не испытывал ничего, даже отдаленно напоминающего былую ярость. Холодно и бездушно подсчитывал оставшиеся в магазине или барабане боеприпасы, распределял по порядку первоочередности цели и стрелял, стрелял…

За все время ни одна тварь не смогла подобраться ко мне на дистанцию не то, чтобы рукопашного боя, а даже для броска своим странным оружием. После того, как погасла первая ракета, я использовал еще две, которые провисели над местом схватки отведенное им время. Назвать происходящее схваткой действительно не поворачивался язык. Это было, скорее, побоище или даже бойня. Но я, разумеется, был не настолько глуп, чтобы сойтись с противниками в честном бою, используя какое-нибудь холодное оружие. Среди нас, Плетущих, есть такие оригиналы, не признающие огнестрельного оружия, но, на мой взгляд, им просто не приходилось участвовать в реальном бою, где нужно было не просто тварь уничтожить, а, как сейчас, отстоять свое право жить в противоборстве с большим количеством монстров. Будь на месте нынешних противников обычные люди, желающие меня убить, я все равно не стал бы рисковать понапрасну и в полной мере использовал свое преимущество. Я не на Олимпийских играх, и борьба идет не за медали, а за жизнь.

Монстры – откуда их столько берется-то? – нападали уже не так безрассудно и даже предприняли несколько попыток обойти меня с флангов. Но свет ракеты не оставил им шанса совершить свои маневры незамеченными, и каждая из таких попыток провалилась. За все время боя я несколько раз успел сменить позицию, либо смещаясь в сторону, либо отступая назад.

Наконец, наступил миг, когда стрелять оказалось больше не в кого. В живых не осталось ни одной твари. Я запустил в воздух еще сразу две ракеты, от света которых показалось, будто наступили странные красные сумерки. Все пространство передо мной было перепахано от разрывов гранат. Местами горела трава, разнося в воздухе горький запах и дым.

Неужели все?

Я не сразу понял, что же меня так смутило в окружающей обстановке, а когда дошло, у меня невольно перехватило дыхание. Поезд, большая часть его вагонов, представляла из себя груду металлолома. Тот, из которого я выбрался, – последний в числе неповрежденных, и сразу за ним я насчитал девять вагонов, точнее, то, что от них осталось. И что это значило? Что случилось с большей частью поезда? Сразу вспомнились и грохот, и удары, следующие один за другим, когда состав остановился, и как я очнулся в своем купе и был не в состоянии даже пальцем пошевелить. Попытался вспомнить, сколько их было, ударов, которые так страшно гремели, но не смог – не до того мне тогда было. При виде изуродованного поезда возникли новые вопросы. То, что уничтожение вагонов – дело рук моего врага, ни на миг не вызывало сомнений, но почему он остановился, почему он не стал трогать вагон, в котором находился я? Что ему стоило смешать меня с железом? Единственное логичное объяснение, которое я нашел, заключалось в страхе моего противника быть опознанным. Ведь смерть Плетущего служит основанием для проведения расследования специальной комиссией, состоящей из опытных мастеров, а если он погибнет непосредственно от рук или воздействия другого Плетущего, скрыть этот факт будет невозможно – специалисты без труда опознают убийцу по остаточным следам на сознании жертвы.

Был еще один факт, который не просто тревожил меня, а не давал нормально думать, оценивать происходящее, анализировать. Твари. По словам Клауса, эти воины являются личными созданиями Марины Яковлевны. Но можно ли верить ему в этом? Не знаю. Мог ли он обмануть меня, специально ввести в заблуждение? Вполне. Для чего? Опять не знаю. Одно я мог утверждать точно – эти твари не принадлежат ему, потому что я прекрасно помню, как в сне Миши, такие же создания защищали женщину-Плетущую от монстров Клауса.