Всадники ночи - Александр Прозоров Страница 26

— Вампиры, Пахом, вампиры. Те, кто продал душу Дьяволу и теперь не может жить без человеческой крови.

— Да, слыхал я о таком чародействе, — кивнул холоп. — Средь схизматиков подобное случается.

— Смотри, Пахом. Во-первых, упырем может стать только человек неупокоенный, — загнул палец князь. — Тот, кто умер, но не был ни похоронен, ни отпет, ни кремирован, на тризне не помянут. Те, кто заблудился, утонул, пропал. В общем, в стороне от людей помер. Так? Упыри света не боятся, вялые они и трусоватые — дитя малое со двора прогнать может. К родичам своим тянутся. Коли и попытаются человека погрызть, то только сонного. В стаи не объединяются, да и не бывает их много. Сколько их таких, неупокоенных, случается? Раз в десять лет один прибредет, и все. — Он посмотрел на ладонь и согнул в кулак оставшиеся пальцы.

— Да, помню, в Бутурли такой пришел, — кивнул Пахом. — Мне тогда всего годков девять было. Мы с братьями все бегали на него смотреть. Он на двор к дочке забредал, на скамью садился и смотрел, смотрел, смотрел. Ей надоедало, она на него прикрикнет — он к брату уйдет, там сидит. Две седьмицы по деревне слонялся. Мужикам надоело, они его отпели да вниз лицом на кладбище закопали. Более не являлся. И не тронул он никого за все время. Пугал только. Мертвый ведь, страшный. Его, видать, медведь в лесу задавил.

— Вот и я про то, — согласился Андрей. — Вампиры же — они другие. Эти ребята крепкие и ловкие, кровь людскую пьют да этим других заражают. Те несчастные, которые от их укусов умерли, сами потом вампирами делаются. Запусти такого в деревню — через месяц в ней все жители вурдалаками станут. А еще они от упырей тем отличаются, что боятся дневного света, колокольного звона и осинового кола в сердце. Еще, говорят, чеснока и кладбищенской земли они боятся — но это средство их не убивает, только отгоняет в сторонку. Ну и голову такому отрубить — тоже помогает. Без головы никто выжить не сможет, средство безотказное.

— Свят-свят, — перекрестился Илья. — Откель токмо берется вся нечисть на земле русской?

— Вопрос интересный. Потому как вампиры до сего времени отмечались только в одном месте: в Трансильвании. Жил там сто лет тому назад такой православный господарь: Влад Дракула. Половину его страны успела захватить Османская империя, и в одиночку он ничего поделать с этим не мог. Тогда Влад заключил союз с Венгрией. Да еще Римский папа обещал на войну с османами денег дать. Разумеется, когда дошло до дела, все они бросили Дракулу один на один с грозным султаном Мухаммедом, покорителем Константинополя. Чудес не бывает — Дракула был вынужден отступить в союзную Венгрию. Здесь его и арестовали по обвинению в дружбе с турками. В тюрьме он просидел около двенадцати лет. А пока сидел, османы захватили всю Трансильванию и окрестные земли до кучи. Вот тогда Дракула и решился на отчаянный шаг. Он отказался от христианской веры и перешел в католичество. А поскольку, отказавшись от Бога нашего Иисуса, Дракула потерял бессмертную душу, то смог договориться с Дьяволом. Отец зла наградил его силой и бессмертием, а взамен Влад поклялся собирать для него новые жертвы. Если он кусал кого-то из людей, тот тоже лишался души, становился вампиром и католиком. Обретя такую сатанинскую силу, Дракула вырвался из заключения и помчался домой. Там он смог собрать армию всего из семи тысяч человек. Это была странная армия. Она возникала из ниоткуда, исчезала в никуда, истребляла врага, невзирая на число, не несла потерь и воевала только ночью. Это не я придумал — про это его союзники по войне с турками писали. Влад Дракула еще жив был, когда в Германии, в Саксонии, первая книга про него вышла, и там все это подробно рассказывалось. Самой знаменитой битвой Дракулы стала ночная сеча в Валахии с султаном Мухаммедом. У того было: кто говорит, двести тысяч войска, кто — шестьдесят тысяч. В общем, много до ужаса. Влад со своими бойцами напал на них, прорубился к шатру самого Мухаммеда, но вместо султана по ошибке заколол другого знатного вельможу. Всадники ночи не потеряли никого, но перебили невероятное количество османов. Кто говорит — пятнадцать тысяч, а кто — тридцать пять… Султан испугался и ушел из Трансильвании.

— Вот это витязь! — восхитился Илья. — Откель ты только все это знаешь, Андрей Васильевич?

— Граф Дракула слишком знаменитая личность, чтобы нормальный человек хоть раз в жизни не набрал его имя в интернетовском поисковике. Там я пяток разных статей о нем прочитал. Подробностей не помню, но в общих чертах все было так, как я рассказал.

— А что такое «итернетовский поисковик»? — не понял Илья.

— Так что с ним было дальше, с Дракулой? — спросил Изольд.

— Дальше все было печально, — вздохнул Зверев. — Когда Влад Дракула после победы возвращался в столицу, бояре в темноте приняли его за турка, напали на его отряд, долго сражались и, окружив господаря, пронзили копьями, о чем, заметив ошибку, весьма сожалели. Обезумев от горя, скорбящие соотечественники отрубили голову мертвому правителю, законсервировали ее в меду и доставили в качестве трофея османскому султану.

— Это как? Почему? Ты чего-то перепутал, Андрей Васильевич! — чуть не хором возмутились холопы.

— А при чем тут я? — развел руками Андрей. — Так написано в венгерских летописях. Я просто пересказал. Что до Трансильвании, то она перешла к Османской империи и поныне в ее владениях.

— Завсегда средь бояр хоть один предатель да окажется, — в сердцах ударил кулаком в ладонь дядька. — То с ляхами ворота открыть уговорятся, то татар тайными бродами проведут, то к ливонцам переметнутся!

— Не огорчайся так, Пахом, — усмехнулся Зверев. — Не переживай. Все равно Дракула долго бы не протянул. Сам подумай: ну сколько сможет протянуть правитель, которому нужно хоть иногда жить в столице, где церкви на каждом шагу, заседать на советах, встречаться с посланниками иных государей — а он на свет божий показаться не способен и от единственного случайного удара колокола помереть может?

— Дозволь слово молвить, княже! — оттолкнув дядьку, выпрямился перед Андреем светловолосый Изольд. — Колокол! Верно то, что звон колокольный вампиров убивает?

— Это я совершенно точно запомнил, — кивнул Зверев. — В память врезалось, что в кино вампиры креста боятся, а про звон ни разу не упоминается. На деле же все наоборот. На крест им плевать, внимания не обратят, а колокол убивает враз, как простых микробов.

— Там, — холоп ткнул пальцем в сторону окна, — там церковь, я видел.

— Да-да, — подхватил Илья, — со звонницей из мореного дуба. Колокол наверху висит, точно.

— Церковь стоит, — согласился князь. — Только двери заколочены. А ты как мыслишь, Пахом?

— С одной стороны, Андрей Васильевич, нас они не ждут. Думают, мы взаперти сидеть станем, обороняться. Коли нежданно напасть, прорвемся наверняка. С другой… С другой, коли сидеть безвылазно, нас до утра всяко сожрут. Как весь свет погаснет, так и сожрут. Выходит, хуже, чем здесь, все едино не станет.

— Тогда зажигай все лампады обратно, — решительно махнул рукой Зверев, — неси сюда. Вы, ребята, правое окно освободите, оно открыто. Стол к нему придвиньте, а поверх другой положите, вверх ножками. И скамьями снова закройте. Пусть думают, что мы свою баррикаду крепче составить пытаемся.