Фарландер - Кол Бьюкенен Страница 26

Нико тоже улыбнулся, хотя и немного принужденно, — капитан ему нравился. Похоже, капитану было важно понравиться тем, кто оказался с ним в одной компании. Выглядело это странно, если вспомнить, как он вел себя днем, как кричал на подчиненных, срываясь и брызжа слюной, так что в какой-то момент Нико даже забеспокоился — а в себе ли он. В конце концов Далас увел Тренча в свою кабину — с глаз долой, — хотя крики доносились и оттуда.

Теперь, за обедом, капитан был абсолютно спокоен, часто улыбался и смотрел на гостей так, словно хотел извиниться. Если его и терзали какие-то демоны, сейчас их сдерживал мягкий, добродушный нрав, более соответствовавший его истинной природе. Так что, несмотря на тот неприятный срыв, Нико чувствовал себя вполне уверенно в обществе капитана.

Сидевший напротив Далас посмотрел на Нико без особой теплоты и, подцепив вилкой кусок мяса, отправил его в рот. При этот верзила корициец изобразил свободной рукой жест сколь быстрый, столь и выразительный: сжатый кулак качнулся из стороны в сторону, изобразил волнистое движение и раскрылся ладонью вверх.

— Не обращай внимания, — посоветовал Тренч.

Но Нико уже не мог отвести взгляд от руки корицийца, указательный палец которой терся о подушечку большого.

— Почему? Что он сказал?

Тренч снова поднес к губам платок.

— Он говорит, мой юный друг, что сомневается в том, что ты хотя бы раз выходил в море, не говоря уже о большем.

Далас замер в ожидании ответа и даже перестал жевать.

— Если так, то он прав, — признался Нико.

— Да, но ты, возможно, не обратил внимания, как он это сказал. Жест с покачиванием считается оскорбительным. — Капитан посмотрел на своего помощника и укоризненно покачал головой. Корициец нахмурился. — Далас родился на корабле и всю жизнь провел на палубе, вот откуда неприязнь к тем, кто не был в море. Он полагает, что у них неверно определены приоритеты.

Нико смущенно улыбнулся обоим:

— Однажды, лет в десять, я купался в море и нашел бревно. Оно и было моим кораблем.

Тренч чуть сдвинул в сторону платок.

— Бревно, говоришь?

— Да, большое.

Капитан рассмеялся, а рассмеявшись, закашлялся, так что ему снова пришлось прикрыться платком. Даже Далас смягчился и проглотил задержавшийся во рту кусок.

— Ты почти не пьешь, — заметил Тренч, отдышавшись. — Берл, будь добр, подлей нашему гостю.

Стоявший в сторонке юнга послушно шагнул к столу и подлил вина.

Нико с сомнением посмотрел на кубок.

— Вижу, по-настоящему ты его еще не распробовал, — проворчал Тренч, поднимая свой. — Ничего, это придет, можешь мне поверить. В такой жизни, как наша, к вину привыкаешь легко и быстро. Посмотри на своего мастера. Когда он был здесь в последний раз, мне пришлось держать запасы под замком, иначе он все бы выпил. Вот какая бывает жажда.

— Чепуха. — Эш вылил в себя то, что оставалось на дне, и показал на пустой кубок.

Нико откинулся на спинку стула, надеясь, что разговор пойдет без него, и, чтобы занять руки, взял кубок. Со всех сторон слышалось поскрипывание, словно дерево пыталось петь, но не могло подобрать ритм. Снова вспомнился дом. Летом он часто уходил в лес и нередко подолгу стоял между высокими соснами, покачивавшими верхушками и постанывавшими под полуденным ветром. Еще глоточек, пожалуй. После этого вина во рту сохранялся сладкий привкус, не то что у той дешевой, горькой гадости, что пила иногда мать. К этому он мог бы даже пристраститься, если бы, конечно, денежки водились.

Перед глазами возник отец. Пьяный, тяжело отдувающийся, пытающийся что-то сказать, но цепляющийся языком за нижнюю губу.

Нико снова поставил кубок на стол.

Тренч, откинувшись на спинку стула, устало вздохнул.

— Не дал я тебе толком отдохнуть, — сочувственно пробормотал Эш.

— И мне, и всей команде. — Тренч выпрямился, улыбнулся тонкими губами и рассеянно уставился на стол. — Ребята немного недовольны своим капитаном, и я их не виню. Мы только-только вернулись после другого рейса. Ты сам видел, в каком состоянии мы были. И это после недельного ремонта. И вот опять прорывать блокаду. На земле толком и не побыли. Им трудно. Да и всем нелегко.

Эш вытер губы.

— По крайней мере, на этот раз путь близкий.

— Верно, — согласился капитан. — С другой стороны, и прибыли немного. Разве что удастся выменять кой-какую одежду на зерно. Хоть чем-то вкладчиков порадую. И конечно, свой долг тебе закрою. Мы ведь теперь в расчете?

— Начнем с того, что ты мне ничего и не должен.

— Ты слышал? — Тренч вдруг обратился к керидо, который оставил попытку дотянуться до остатков на тарелке своей чешуйчатой лапой и поднял голову. — Он ведь смеется надо мной. Держит за горло да еще смеется. — Капитан рассеянно подобрал недоеденный фрукт, и керидо тут же раскрыл хищный клюв.

— Пообещай мне хотя бы... — Тренч не договорил, заметив, как Нико отпрянул от стола, и посмотрел на своего любимца. Высунув длинный, похожий на детскую погремушку язык, маленькое чудовище угрожающе размахивало им из стороны в сторону, производя при этом звуки, определенно рассчитанные на то, чтобы вселить страх в вероятного противника. Капитан бросил в пасть твари лакомый кусочек и, умиротворив ее таким образом, продолжил: — Когда в следующий раз какой-нибудь пират набросится на меня в таверне, будь добр, не вмешивайся. Дружба дружбой, но я предпочитаю получить нож в печенку, чем снова оказаться твоим должником.

Эш согласно кивнул.

Слушая вполуха разговор, Нико с любопытством наблюдал за керидо. Зажав угощение двумя лапками, зверек ловко отщипывал от него полоски, уверенно и быстро работая клювом. В какой-то момент Нико заметил, что держит перед собой вилку, словно приготовившись отразить нападение.

Каюту заполняло удивительно яркое сияние. Солнце садилось, и его последние лучи, пронизывая мозаичное стекло, бросали яркие пятна на деревянные балки под потолком, на стены и стол с расстеленными картами, прижатыми по углам камешками.

Нико присмотрелся и даже разобрал кое-что: испещренные значками массивы суши, длинные и короткие стрелки, примечания. Судя по всему, воздушные карты, которые вполне могут сойти и за обычные.

Он посмотрел в заднее окно — раскинувшееся за ним бескрайнее море выглядело с высоты плоским и уныло однообразным.

— Извините, но у меня вопрос, — робко сказал он, отрывая взгляд от водной бездны. — Долго ли мы будем в пути?

Лицо капитана как будто накрыла тень. Он подался вперед и жестом предложил Нико придвинуться поближе. Вино выплеснулось из кубка на белую скатерть, и Берл нахмурился.

— Это как сложится. — Тренч как будто вдруг протрезвел. — Сегодня к ночи мы достигнем линии имперской морской блокады. Может быть, ветер не переменится. Может быть, у них здесь и нет ничего в воздухе.