Прокаженный - Феликс Разумовский Страница 25

Между тем ватага уже миновала кривую, по самое оконце вросшую в землю избушку бабки Власьевны, и вышла за околицу. Солнце касалось верхушек елок, быстро тонуло в медно-красных облаках — завтрашний день обещался быть ветреным. Когда переходили через речку Ольховку, было видно, как играют в воде пескари, и Сарычеву подумалось: «Поклев нынче будет знатный». Наконец опушка леса осталась позади, и ватага вышла на Дубовку — огромную поляну, известную артельщикам всех окрестных деревень. Лучшего места для «бузы» и не сыскать.

Возле огромного валуна под высоким столетним дубом горел костер, отбрасывая красные тени на сидевших вкруг него артельщиков.

— Эй, заричанские, зады не остудите, драпать будет невмоготу! — громко крикнул Сарычев.

— Не бось, — отвечали ему с обидным смехом, — о своем гузне печалься, скоро портков лишишься вовсе.

Слово за слово дошли до обидного, и со стороны заричанских гармошка заиграла наигрыш — «на драку».

Сарычев взъерошил волосы, гикнул, притопнул и пошел в пляс. Незатейливый мотив полностью подхватил его, движения сделались легки и раскованны, а расслабленное тело стало готово откликаться на любые действия противника. То же, видать, происходило и с атаманом заричанских — вот он пошел, повел плечами, и внезапно ноги удивительно легко понесли его на майора. Пританцовывая, они все более отрешались, все неожиданней и резче сходились, и, видя, что «ломание» перешло в драку, гармонист замолк, здесь его власть закончилась.

Атаман заричанских был крепким, рослым мужиком, звали его Артемом Силиным. Сарычева недолюбливал он издавна — парнями еще повздорили как-то из-за девки. Дело тогда кончилось тем, что майор наградил соперника целым градом оплеух, наворотов, затрещин и накидух, да так, что оттащили того без памяти. С той поры и пробежала промеж них черная кошка, так что чего удивляться, что заричанский атаман попер на Сарычева люто, с яростью.

— Держишь ли? — хрипло спросил он майора и, сильно толкнув плечом в грудь, сразу из Уключного Устава нанес размашистый «оплет» подошвой сапога, пытаясь изурочить руку. Затем, не останавливаясь, пошел с затрещины в «отложной удар» молотом кулака— «кием». Атака была стремительной, подобно молнии, однако Сарычев, не забывая ни на секунду про «свилю» и извиваясь подобно ручью, остался невредим. Уже через мгновение тяжелым «брыком» в грудь, усиленным «распалиной» в лоб, он уложил соперника на землю. По уговору бились до падения или до первой крови.

— Ну, чья взяла? — спросил майор лукаво. Вместо ответа упавший вскочил и, кинув шапку оземь, дернул из-за голенища нож.

— Э, Митрич, окстись, побойся Бога! — враз закричали свои же, заричанские. — Это ж супротив закону, охолони малость!

В глазах атамана загорелись огоньки бешенства, и дикой свиньей кинулся он на Сарычева, метя отточенным острием клинка тому в самое дышло. Баловство закончилось. Майор извернулся змеей и, захватив правую вооруженную руку врага, ударил его внутренним ребром подошвы — «косой подсекой» — снизу по ребрам. Того скрючило, а Сарычев широким, размашистым движением руки — «рубильней» — сломал супротивнику локоть. Дико взревел заричанский атаман, да больше не от боли, а от того, что, встав поперек закону, сразу сделался отверженным. Понял он это, да, видать, поздно.

От крика его истошного в голове у Сарычева зазвенело, он прикрыл уши руками и обнаружил вдруг, что сидит в выстуженном салоне «семерки».

Еще не рассвело. Негнущейся от холода рукой он с трудом попал ключом в замок зажигания, хотел было вытащить подсос, но не смог, не хватило сил. Перед глазами его вдруг словно полыхнула молния, в голову стрельнуло так, что, не удержавшись, он вскрикнул — дико, оглушительно, на пределе. Но не услышал себя. Заглушая все звуки в природе, в ушах его раздался голос:

— Поднимись, Яромудр! Время твое пришло!

— Лада и согласия! — Оторвав лицо от земли, Сарычев встал с колен и увидел самого Властимира — Верховного Кощунника [90], Семистопного Ягаря [91]и Старейшину Круга Главных Рахманов [92]. Это была великая честь — волхвы такого кона [93]своим присутствием учеников не баловали, ибо любое общение с низшими по духу означает в магии потерю силы. Только ведь пожаловал Властимир на Поляну Славы не случайно, отнюдь — Яромудр был лучшим из лучших, самый ловкий, самый сильный, старательный и напористый. И если будет на то воля Ра [94], то, одолев все трудности и препоны, он отправится на север в Лукоморье, к Поясу Могущества [95]за Силой. Однако прежде надо было показать свою собственную, накопленную за годы ученичества. Потому как долог и труден путь — через широкие реки, за Рипейские горы, сквозь дремучие леса, где водятся невиданные звери. Не всякий пройдет. Лишь тот, кто ведает про семь волшебных сил, таящихся в человеке. При их посредстве возможно и горы двигать, и целительствовать, и пророчествовать, и облака гонять [96], и входить в блажь [97], и изменять природу вещей, и управлять судьбой. Нет ничего невозможного, ибо человек по сути своей бог. Правда, о том забывший. Но только не Яромудр…

— Достоин. — Порадовался за него Властимир, когда испытания закончились, и снизошел, явил великую благодать, допустил к руке [98]. — Ступай, Перун с тобой. И помни, что Змеище Поганое мечом не одолеть. Токмо духом.

Сказал, величественно повернулся и медленно, не оставляя следа на изумрудных травах, пошел прочь. Фигура его казалась расплывчатой, нереальной и светилась изнутри золотистым сиянием.

Ветер шелестел листьями в Священной роще, с ручья, ее опоясывающего, тянуло холодком, и лучи полуденного синего солнца не казались такими обжитающими [99]. Купол Куда [100]в их сиянии играл, радужно переливался, далеко отбрасывал разноцветие сполохов. Казалось, что он славил всех богов сразу…