Ищейка - Вирджиния Бокер Страница 25

Несколько минут осматриваю помещение. Нигде ничего не шевелится. Ничто не взлетает в воздух, ничто само собой не помешивается. А Джон, кажется, говорил, что Гастингс обычно ходит в белой шляпе? Ее тоже не видно. Успокоившись на мысли, что его поблизости нет, я подбегаю к столу и начинаю на нем рыться. Просеиваю муку, перебираю кучку яблок. Ничего – только ложка и миниатюрная вилка с тремя зубцами. Все равно беру.

Заползаю под стол и копаюсь среди корзин. Ничего, опять ничего, и, черт побери, я разбиваю несколько яиц. Вытираю руки о штаны и встаю, оглядываясь. И вижу лестницу, ведущую вниз. Кладовая.

В кладовых хранят мясо, сыр, масло, свежепойманную рыбу. То, что необходимо держать на холоде, чтобы не испортилось. Они обычно маленькие, темные и промозглые. Располагаются, как правило, на северной стороне дома, чтобы от солнца нагревались поменьше. Под землей. Жуть. Терпеть не могу тесные и темные помещения. Но кладовая – идеальное место для работы с мясом, а где мясо – там и ножи.

Хватаю свой узел и спускаюсь по лестнице. Сердце сразу начинает колотиться, стоит лишь начать погружение в тесную темноту. Стараюсь дышать глубже, мычу себе под нос. Представляю себе ящик с красивым острым оружием, который меня там, внизу, ждет. Это помогает.

Спустившись, понимаю, что у меня глаза закрыты, так что открываю их. Не сразу удается привыкнуть к недостатку света – лишь тонкая полоска протянулась из отдушины в стене. А когда глаза привыкают к темноте, то немедленно лезут на лоб от радости. Аккуратно закрепленный на стенке, висит самый прекрасный набор режущих орудий, что мне случалось когда-либо видеть. Тяжелые ножи для разделки туш. Кривые для снятия шкуры. Короткие для очистки костей. И даже топор для их разрубания. Я едва удерживаюсь, чтобы не пискнуть от радости.

Ножи, сколько помещается, запихиваю за пояс, а остальные – в узел. Есть еще пара тяжелых перчаток – прихватываю их заодно. Могут пригодиться. Закидываю узел на плечо и поднимаюсь по лестнице. Еще хватит места для оловянных тарелок и столового серебра – можно будет потом выменять на одежду, еду и оружие. План начинает претворяться в жизнь.

Осторожно заглядываю в кухню. Там тихо, однако стоит все внимательно осмотреть. Аккуратная кучка яблок, слегка покосившаяся корзина с луком. Пятно рассыпанной на столе муки. Все точно так, как я оставила.

Поднимаюсь на ноги и направляюсь к двери напротив той, в которую входила: буфетная. Где моют и хранят эти ценные оловянные тарелки. Делаю три шага, и вот тут-то оно и случается.

Температура в комнате резко падает. Я от удивления делаю вдох, а когда выдыхаю, возникает облако пара. Вокруг меня закручивается морозный вихрь, теребит волосы, швыряет их в лицо, в глаза. Потом слышится шепот. Сперва тихий, как пар из чайника. Но ветер крепчает, и шепот становится громче. Слов не разобрать, но слышно, как он сердится.

Гастингс.

Бросаюсь к двери, забыв про буфетную. Не так важно мне это олово, как возможность скорее убраться отсюда – кто знает, на что способен Гастингс.

Едва успеваю добраться до стола на козлах, как в меня летит корзина. И я на долю секунды позже, чем нужно, понимаю, что это.

Мука.

Она вихрится в воздухе, залепляет глаза, рот, волосы. Я вся ею покрыта. Бросив узел на пол, откашливаюсь, задыхаюсь, смахиваю эту дрянь с глаз. Успеваю их протереть как раз вовремя, чтобы увидеть, как мне в голову клювом вперед летит тушка фазана.

Выхватив из-за пояса нож, запускаю его навстречу птице. Он перехватывает ее на полдороге и вместе с ней валится на пол со стуком. Успеваю сделать еще шаг, когда вижу новые тушки летящих в меня птиц – три утки. Две курицы. Павлин. Связка куропаток. Я быстро мечу в них ножи, опустошая свой запас.

Наконец у Гастингса кончаются птицы.

Я падаю на колени и ползаю по полу, пытаясь собрать ножи. Едва нашла несколько и выдернула их из птичьих тушек, поднимаюсь на ноги, – распахиваются дверцы хлебной печи и в меня летят горячие караваи. Я снова сбиваю почти все, но парочка все же долетает и ударяет в лицо, оставив горящие белые рубцы. Они быстро заживают, но меня это начинает раздражать. Разбросала зря кучу оружия, вся измазалась мукой, а от запаха всей этой снеди бурчит в животе. Развернувшись на пятке, я бросаюсь к камину. Олень жарится все на том же вертеле, очень удачно. Гастингс наверняка гордится своей работой. Если я права, он не пожертвует отменным куском мяса ради того, чтобы меня подразнить. И я поднимаю вертел до самого верха, так что пламя перестает доставать. И оборачиваюсь.

– Ну давай! – кричу я. – Бросай чего-нибудь! Боишься?

Оглядываюсь. Воздух все так же насыщен мукой, но ничего в меня не летит. Все стихло.

Довольно осклабившись, спрыгиваю с печки. Делаю скачок через комнату, подхватываю с пола свой узел. И оглядываю место действия.

Все покрыто мукой, весь пол – в птичьих трупах. Разломанные караваи, раздавленные яйца, перья повсюду. Ну и хаос! Но я выстояла против призрака, а это вам не хиханьки. Калеб был бы мной доволен.

Я направляюсь к двери. И тут, сквозь висящую в воздухе мучную дымку, вижу его. В дверях, сложив на груди руки, приподняв удивленно брови, стоит…

Джордж.

– Ну-ну, – улыбается он. – Наша маленькая кухарочка вернулась в кухню.

У меня сердце уходит в подошвы слишком больших ботинок. Давно ли он тут?

– Я знал, что есть в тебе какая-то изюминка. – Он делает шаг ко мне. – Только не мог понять, в чем она. Теперь-то ты мне скажешь правду? Или придется из тебя ее вытаскивать?

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Отпустив узел на пол, я отталкиваю его ногой.

– Правда?

– Правда, – отвечаю я.

– Лови! – говорит он.

И метает в меня нож.