Ворон - Михаил Ахманов Страница 25

С российским стягом подождем, решил Серов, поплаваем под флагами других держав, известных в Средиземноморье, или как говорили в старину, в Средиземье. Хотя, разумеется, было обидно – у турок есть свои знамена на морях, а у России нет! Но с этим ущемлением достоинства и чести он ничего не мог поделать, разве что поднять «Веселый Роджер». Впрочем, «Роджер» был флагом совсем уж мифическим – ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом веках пираты под ним не плавали.

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,

У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей…

Но, насколько помнилось Серову бессмертное гомерово творение, Одиссей в эти места не заплывал. Плавали другие и, миновав пролив, сворачивали на зюйд, к знойной Африке, а чаще на норд, в Иберию и к Касситеридам, Оловянным островам, как называлась в древности Британия. С той античной эпохи трирем и пентер пролив повидал всякое, и драккары викингов, и испанские каравеллы, и шебеки магрибских разбойников, и фрегаты под белыми парусами, грозившие суше и морю десятками орудий. А увидит еще больше, думал Серов, глядя на пустынное море и серое зимнее небо. Увидит дредноуты в тяжелой броне, ракетные крейсеры, авианосцы и атомные субмарины, увидит лайнеры-дворцы, роскошные яхты и паромы, увидит, как эпоха паруса сменится эпохой пара и как паровые суда станут такой же экзотикой, как окрыленные парусами бриги и фрегаты. Пролив увидит, и увидит море, но не человек, выпавший из родного времени…

На этом море он бывал, скитаясь с цирком по Италии и Франции. Бывал и после, когда расстался с сестрой и родителями – ездил отдыхать под Барселону, в Малагу, на Крит. Это курортное Средиземье – во всяком случае, со стороны Европы – было дивно обустроено; всюду, от Греции до Испании, многоэтажные отели, рестораны, пляжи, аквапарки, диснейленды и океанариумы. Ешь, пей, веселись, если шелестит в карманах! Не жизнь, а вечный праздник! Ну, пусть не вечный, а ежегодный, с мая по сентябрь…

Но теперь вспоминалось Серову иное, не отели с диснейлендами, а другие, очень многозначительные туристские объекты. Вспоминались руины сторожевых башен, понатыканных на всех берегах, развалины когда-то неприступных замков, стены прибрежных монастырей, похожих на крепости, и настоящие цитадели, развернутые к морю амбразурами и пушечными жерлами; вспоминались равелины и позеленевшие орудия восьмифутовой длины, входные арки, защищенные воротами, решетками и надвратными башнями; вспоминались музеи, где неизменно экспонировался ятаган, а в самых богатых собраниях – турецкая кольчуга, мушкет, пистолет, а иногда и череп янычара или мавританского разбойника. Это наводило на грустные мысли. Хоть угодил Серов во времена, когда в Европе были могучие страны вроде Британии, Испании и Франции, когда стояли на морских берегах богатые города, Венеция, Генуя, Неаполь, Тулон, Марсель и Барселона, были пушки, корабли и регулярные армии, но вся эта сила и мощь тратилась на европейские войны и свары или на борьбу в колониях. Что же до Средиземного моря, то для Европы это было неподвластное пространство, где чаще правил полумесяц, а не крест, и где пришельцы с южных берегов, из Марокко, Туниса, Алжира, объединившись с турками, грабили кого хотели и где хотели.

О мусульманских разбойниках Средиземья и вообще о ситуации в этих краях Серов знал очень немногое – можно сказать, почти ничего. В школе этого не проходили, в школьной истории битвы за испанское наследство и другие события на европейском театре заслоняла фигура Петра, войны со шведами и турками, стрелецкие бунты, выход России к морям и возведение столицы на невских берегах. Ему доводилось читать пару-другую пиратских романов, но Стивенсон и Сабатини [50]писали о Вест-Индии и карибских корсарах, и от того казалось, что больше в мире и пиратов нет. А если есть, то лишь отдельные злодеи и мелкое жулье, что ошивается у дальних берегов и грабит рыбачьи баркасы.

Но башни, замки и крепости, которые видел Серов в прошлой своей жизни, говорили совсем об ином. Их голос был негромок, воспоминания – смутны, но, добавив услышанное от Деласкеса и де Пернеля, Серов понимал: сейчас Средиземье не туристский рай, но арена смертельной схватки между христианством и исламом. И «Ворон» на всех парусах двигался в эту преисподнюю.

Андрею хотелось узнать о ней побольше. В конце концов, он был уроженцем другого времени, он явился сюда из эпохи, когда пусть не деяния, но человеческая мысль охватывала всю Галактику и прикасалась к атомам и звездам, к тайнам мозга и живой материи, когда человек дотянулся до космоса и побывал на Луне. Он мыслил шире, видел глубже и, не являясь выдающимся воителем, или ученым, или знатоком истории, все же имел бесспорное преимущество перед своими нынешними современниками: он привык планировать. Отчасти это было связано с военной службой, с бизнесом и прочими его делами, но наблюдалась тут другая составляющая, разница между людьми двадцатого и восемнадцатого века. Казалось бы, не очень изменился человек за триста лет – может, стал более упитанным и живет теперь подольше, – но разница все же была, и Серов ее ощущал. Предки были импульсивнее потомков, ими обычно двигали чувства, эмоции, но не разум, и, кроме гениев и великих правителей, никто не заглядывал в грядущее дальше часа или дня. Воистину, их жизнь была как танец мотыльков над пламенем – прожил секунду и доволен.

Серов открывал сундук с нарядами Шейлы, касался резной шкатулки, в которой хранилась рукопись. Тайный труд мессира Леонардо, пророчества, записанные им со слов всезнайки Елисеева… Он помнил книгу едва ли не наизусть, помнил, что в ней говорится о событиях великих, менявших лицо мира и судьбы миллионов людей. Сражения с турками, борьба американских колоний за независимость, французская революция, походы Наполеона, две мировые войны в двадцатом веке, первый паровоз, первый самолет, первый взрыв атомной бомбы… И почти ничего о том, что происходит в Средиземноморье на рубеже столетий, в годы, когда сошлись в бою четыре могучих правителя: Петр I, Карл XII, Людовик XIV и Леопольд I Габсбург, император Священной Римской империи германского народа.

В день, когда фрегат проходил широту Касабланки, Серов призвал в свою каюту Робера де Пернеля, мальтийского рыцаря и командора, выставил угощение – ямайский ром, финики, вареную баранью ногу – и принялся расспрашивать о городе, что на арабском назывался Дар аль-Бейда. [51]Отведав мяса и рома, рыцарь пояснил, что в Касабланке засели португальцы и возвели мощную крепость, откуда – хвала Создателю! – сынам ислама их не выгнать. И это хорошо, ибо португальцы тоже христианский народ. Правда, поговаривают, что в заморских своих колониях они ведут себя не совсем по-христиански – гонят туземцев на плантации, а не принявших святую веру подвергают мучениям и жгут на кострах, но это, видимо, пустые слухи.

Серов усмехнулся, покивал головой и сказал:

– Я, благородный рыцарь, происхожу из Нормандии, из самого что ни на есть захолустья. Где-то чему-то учился у святых отцов, знаю о древних временах, о римлянах и греках, слышал о том, как герцог Вильгельм захватил Британию, о походах в Святую Землю для освобождения Гроба Господня, о плавании мессира Коломбо за океан и великих его открытиях – ну, на эти берега и острова я и сам довольно нагляделся, сражаясь в Вест-Индии. Еще помнятся мне рассказы монаха, духовника батюшки-маркиза, о португальце Магеллане, обогнувшем Землю, и британце Дрейке, который сделал то же самое, а потом, лет сто назад, разгромил испанскую армаду. [52]Еще я слышал, что нынче Луи Французский бьется с британцами и голландцами за Испанию и что российский государь схватился с шведским королем и зовет к себе на службу охочих людей. Но о том, что происходит в магрибском море и в Турции, мне ничего не известно.