Игра теней - Глен Кук

Нас осталось семеро на распутье, наблюдающих за пылью, клубящейся по восточной дороге. Неразрешимость проблемы потрясла почти на час даже неугомонных Одноглазого с Гоблином. Лошадь Масло заржала. Успокаивая животину, он прикрыл ее ноздри ладонью и другой рукой потрепал по холке. Настало время раздумий, последняя эмоциональная веха эпохи.

Но вот и пыль исчезла из виду. Они ушли. Запели птицы — только это заставило вспомнить, что мы-то все же остались. Я вынул из седельной сумы старую тетрадь, уложил ее на дороге. Дрожащей рукой написал:

«Пришел конец. Мы разделились. Молчун, Душечка и братья Крученые держат путь к Лордам. Черного Отряда более нет.

Однако я стану продолжать летопись — хотя бы потому, что привык к этому за двадцать пять лет, и ломать такие привычки тяжело. И потом, как знать? Те, кого я обязан вести за собой, могут найти мой отчет интересным. Хоть сердце и остановилось, тело еще ковыляет вперед. Фактически Отряд мертв, но имя живо.

А уж мы-то, о жестокосердные боги, на собственной шкуре испытали могущество имен…» Я убрал книгу в седельную суму.

— Н-ну, значица, так… — Отряхнув пыль со штанов, я бросил взгляд на нашу собственную дорогу в завтра. Ряд зеленых холмов выглядел как живая изгородь, над которой переплетались курчавые кроны деревьев. — Наш поиск начался. Пора уж покрыть первую дюжину миль.

Нас осталось лишь семеро из восьми тысяч.

Я оглядел моих товарищей. Одноглазый — колдун, сморщенный и черный, будто пыльная сушеная слива — был старше всех на добрых сто лет. Он носил повязку на глазу и мягкую сплющенную шляпу из черного фетра. Шляпа, судя по виду, претерпела в жизни все мыслимые невзгоды, однако стойко вынесла все унижения.

Так же, как и Масло, самый обычный человек. Тысячу раз был ранен, однако остался жив и уже почти уверился в особом благоволении богов к собственной персоне.

Обок с Масло находился Ведьмак, еще одна ничем особо не примечательная личность. И еще один потрясающий пример живучести… Надо же, слезы навернулись на глаза…

Далее — Гоблин. Что вам такого сказать о Гоблине? Гоблин — он и есть Гоблин, прозвищем сказано все и в то же время ничего. Наш второй колдун, маленький, безобразный, постоянно в контрах с Одноглазым, без вражды с ним он тут же умрет в страшных конвульсиях. Видели когда-нибудь улыбку фасона «рот до ушей»? Это он ее изобрел.

Мы, пятеро, уже вместе двадцать с лишком лет, вместе состарились и, пожалуй, знаем друг друга, даже слишком хорошо. Мы — конечности умирающего организма. Последние из могучих, великолепных, легендарных… Боюсь, сейчас, с нашим разбойничьим обликом, совсем недопустимым для лучших в мире солдат, мы здорово пятнаем память Черного Отряда.

И еще двое. Двадцативосьмилетний Мурген, которого Одноглазый порой зовет Щенком. Наш младшенький. Присоединился к Отряду во время бегства из Империи. Многопечальный тихоня, неразговорчив, нет у него в жизни ничего и никого, кроме Отряда, но даже от нас он отстранен и одинок.

Как и все мы. Как и каждый из нас.

И, наконец, Госпожа. Настоящая Госпожа, заблудшая Госпожа, прекрасная Госпожа, плод моего воображения, мучение мое. Еще молчаливее Мургена, но тут случай другой — отчаяние. Когда-то она владела всем. И проиграла. И теперь у нее нет ничего.

Ничего действительно стоящего.

Холодный бриз развеял пыль на дороге к Лордам. Несколько любимых товарищей моих покинули мою жизнь навсегда.

Торчать здесь нет никакого резона.

— Проверить сбрую! — С этими словами я, подавая пример, подтянул ремни на вьючных животных. — Одноглазый, на-конь! Пойдешь направляющим.

Наконец-то хоть намек на оживление в рядах — Гоблин тут же окрысился:

— Чтобы мне глотать пыль от этого?!

Если Одноглазый идет первым, значит, Гоблин — замыкающий. Колдуны наши, в общем, всадники никакие, но — весьма полезны. Если один из них прикрывает фронт, а другой — тыл, я себя чувствую куда спокойнее.

— Да вроде бы очередь-то его, а?

— Такие дела, как это, не нуждаются в соблюдении очередности.

Гоблин хотел было выдавить смешок, но хватило его только на усмешку — эдакое жалкое подобие своеобразной улыбки жабы во весь рот.

Да и реакция Одноглазого напоминала высохшую тыкву. Он тронулся вперед без всяких комментариев. Следом, ярдах в пятидесяти позади, ехал Мурген. Копье его, в двадцать футов длиною, торчало прямо вверх. Некогда на этом копье развевалось наше знамя. Теперь с древка свисают фута четыре драной черной тряпки. Сплошная символика на разных смысловых уровнях.

Впрочем, мы и так знаем, кто мы такие. И лучше бы другим этого не знать. Слишком много врагов у нашего Отряда.

За Мургеном тронулись Ведьмак с Масло, ведя на поводу вьючных. Далее — Госпожа и я, также с вьючными. Ярдах в семидесяти за нами — Гоблин. Таким образом мы двигались всегда, воюя со всем белым светом. Разве что местами менялись.

Не помешали бы, конечно, разъезды и передовые дозоры, однако возможности у семи человек весьма и весьма ограничены. Ничего, зато колдунов у нас даже двое. Все мы увесили себя оружием так, что выглядели так же безобидно, как для лисы — ежик. Восточная дорога скрылась из виду. Я был единственным, кто оглянулся в надежде, что в сердце Молчуна еще остались незанятые вакансии. Но надежда оказалась напрасной. И я прекрасно знал это. Говоря языком чувств и ощущений, пути мои и Молчуна с Душечкой разошлись еще много месяцев назад, на залитом кровью, пропитанном ненавистью поле битвы в Курганье. Там мы спасли весь белый свет, но столько было потеряно чего-то иного. По поводу точного соотношения цены с приобретением можно гадать всю оставшуюся жизнь. У разных сердец и пути разные…

— Костоправ! Похоже, дождь, — сказала Госпожа. Ее замечание изумило меня. Нет, оно в точности соответствовало истине — на дождь и вправду было очень похоже. Это было первое высказанное ею собственное наблюдение с того самого ужасного дня в северных краях. Может, наконец-то оживать начинает?