Ни слова о драконах - Ульяна Бисерова Страница 24

Сашка открыла глаза. Она лежала на опушке леса. Золотые солнечные блики пробивались сквозь густую крону деревьев. Терпко пахло прелой листвой, доносились птичьи трели. Сашка провела ладонями по лицу, смахнув со щеки прилипшую хвоинку. Сейчас, наверное, около полудня. Сколько же она спала? События вчерашней ночи вспомнились так отчетливо, что она резко вскочила. Где ребенок? Что с Греем?

Маленький принц лежал в десяти шагах от нее, на залитой солнцем прогалинке, совершенно голенький и, кажется, абсолютно счастливый. Сосал большой палец, дрыгал пухлыми ножками и заливисто смеялся, словно кто-то щекотал его за пятки. Куча мокрых серых пеленок валялась рядом.

— Простудишься! — бросилась к нему Сашка. Увидев склонившееся над ним озабоченное лицо Сашки, маленький принц растянул рот в беззубой улыбке.

— Ах ты глупыш, — сдерживая неожиданно подступившие слезы, пробормотала Сашка. Но когда она попробовала снова закутать его в пеленки, принц скуксился и завредничал, больно дернув ее за волосы.

Боковым зрением Сашка все время замечала какое-то неясное движение, но когда она оглядывалась, то видела лишь солнечные блики на листве, сухую корягу или поросший мхом пень. Как ни странно, малыш, казалось, совсем не был голоден, хотя не ел со вчерашнего вечера. Сашка вспомнила, как Леборхам равнодушно швырнула Дейзи на камни, переломав ей все кости, и сморгнула непрошенные слезы.

— Как же мы теперь? И где Грей?

Она снова уложила ребенка на прогретый солнцем мох и села рядом, спрятав лицо в ладонях.

— Ыш, пригорюнькалась.

— Ну ды, подвысунься тока, вряз покрамсакает — узыркал, яко вострожало?

— Знамо, то ж стархолюды — кто кумекает мал-мала, тишуйничат.

Сквозь пальцы Сашка видела, как на фоне прелой листвы медленно вырисовываются корявые силуэты древесных фейри. Они были ближе к миру растений, чем живых существ, и различались между собой так же сильно, как ландыш и чертополох. Бородавчатые, узловатые, покрытые растрескавшейся корой, серым лишайником и паутиной, одни из них больше напоминали жука-палочника и бражника, других же было не отличить от трухлявого пня. Сашка могла бы неделю блуждать по лесу, не замечая их молчаливой слежки, пока они сами не решились бы показаться ей на глаза.

— Я вас вижу, — тихо сказала она. — И слышу.

На поляне повисла тишина. Сашка медленно отняла ладони от заплаканного лица.

— Спасибо, что спасли.

Маленький юркий фейри на длинных ножках в плаще из зеленого листа, ее старый знакомый, учтиво положил перед Сашкой веточку земляники.

— Вы знаете, где Грей?

Древесные фейри недоуменно переглянулись.

— Хтось?

— Там, на поляне, был мой друг. Он ранен.

— А, тамось. Тижоленный, яко лось.

— И лупасит кудысь ни попадя, — обиженно добавил Альнус.

Сашка бросилась к Грею. Его лоб пылал. Почувствовав прикосновение ее прохладной ладони, он вздрогнул, приоткрыл глаза, но, кажется, не узнал ее. Сашка отогнула край повязки: каемка гноящейся раны стала темно-лиловой.

— Железо и древо еще тамось, внутрях, — сказал фейри, отдаленно напоминающий жука-оленя. — Сгинет.

— Нет, нет! — зажала рот Сашка.

Фейри, сбившись в кучу, снова зашушукались, как деревья в роще. До слуха Сашки доносились лишь отдельные слова, и чаще всего — непонятное «златокруг», повторенное десятками скрипучих, басовитых и звонких голосов. Наконец, все тот же жук-олень, чуть выступив вперед, изрек: