Мельранский резонанс - Ясмина Сапфир Страница 24

Дар и Мелинда улетели с парковки ресторана первыми.

Мельранец усадил меня в голубое такси, и всю дорогу до исследовательского центра, или как там называлось учреждение, куда меня поселили, мы провели за приятной беседой.

Рас вновь рассказывал про свою семью, про индиго, как я, его мама Елисса и Мелинда.

Я впитывала знания как губка, и одновременно наслаждалась близостью спутника. Было тепло, хорошо, комфортно просто от того, что он рядом, держит за руку, мягко касается плеча, и тяжело дышит, задевая мое колено своим.

За окнами раскинулся фантастический город будущего. Подсвеченный яркими лентами огней вывесок, рассеченный пестрыми реками воздушных трасс он представлялся настоящим файер-шоу. Словно цветы ландыша сверкали на черных столбах десятки фонарей, и окна поливали их желтоватым рассеянным светом.

Будто стая светлячков мелькали в вышине сотни летучих автомобилей.

Трехмерные рекламные плакаты крутились в воздухе, почти неотличимые от настоящих.

И надо всем этим раскинулось темно-синее, неземное небо с лиловым отсветом, с яркими жемчужинами звезд и двумя огромными круглыми лунами.

К тому моменту, как такси сбросило высоту у больничной пристройки, я многое узнала о своей новой расе.

Индиго рождались среди людей, но в ДНК их каким-то чудом пробуждались гены древних мельранцев. Когда-то эта раса обладала удивительными способностями. Могла биться электричеством, как я, притягивать предметы, как ухажер Лу и даже оживлять других особой, аурной плазмой. Так, как воскресил меня Рас. Индиго были чуть холоднее обычных людей – примерно на три-шесть десятых градуса, очень медленно старели и жили бесконечно долго.

Веками мельранцы практиковали лишь «династические браки» – заключали союзы только между равными. И к нынешним временам одна из самых развитых и могущественных рас в Галактике начала вырождаться. Потеряла сверхспособности, многие мельранцы страдали бесплодием. Вот почему местные и привлекали индиго для вынашивания своих детей, «вливания новой крови», выживания древнего народа.

Такси опустилось возле больничной пристройки, и в салоне повисла гнетущая тишина. Ни я, ни мельранец, не чувствовали, что готовы к разлуке.

Рас недолго помедлил, взял меня за руку и осторожно погладил ее пальцами.

Губы начало покалывать, в животе разлилось тепло, спустилось ниже. Мне захотелось снова попробовать на вкус жесткие, но чувственные губы мельранца. Глаза Раса лихорадочно сверкнули, по щекам разлился румянец, губы дрогнули. Рас наклонился и… поцеловал меня. Ничего особенного мельранец не делал, только я совсем поплыла, выпала из реальности. Забыла – где нахожусь и зачем.

Голова привычно пошла кругом, мысли испарились. Рас прижал меня так, что каждый вдох давался с огромным трудом, и продолжал целовать. Стало так томно, так горячо, так чудесно, что я совсем потерялась в пространстве и времени.

Были лишь я и Рас. Его губы – такие нетерпеливые, нежные, его руки – такие жадные, ласковые, и жар его тела, которым я пропитывалась, загораясь в ответ…

Наконец, мельранец с неохотой отстранился, выдохнул, вышел из такси и открыл мне дверцу.

В лицо пахнуло свежестью, прохладой, пряным нектаром ночных цветов. И наваждение схлынуло, оставив лишь сладкий привкус во рту и тепло в животе.

Больничный дворик окутали густые, темно-сиреневые сумерки. Фонари светили неярко, лишь позволяя выцепить взглядом контуры зданий и друг друга. Толстые ночные мотыльки бились в светящиеся ландыши как заполошные, кружили и продолжали биться.

Мы шли к больничной пристройке медленно, шаг за шагом – тянули время, не желая расставаться.

Но все хорошее когда-нибудь да заканчивается.

У дверей моего временного пристанища, мельранец остановился, недолго помедлил, не сводя с меня своих удивительных, почти нереальных синих глаз. А затем вдруг наклонился, быстро коснулся рта губами, крутанулся на пятках и ушел так стремительно, будто за ним гнались.

Голубое такси резко взмыло ввысь. Я проводила его взглядом и толкнула тяжелые, зеленые двери. Открыть их удалось не сразу, пришлось навалиться всем телом. Только тогда двери поддались, я почти ввалилась внутрь и едва не столкнулась с Лу. Еще немного – и мы стукнулись бы лбами.

Полурептилия смущенно улыбнулась, уронила взгляд в пол и тихо попросила:

– Милана… Мне тревожно. Никак не усну. Давай прогуляемся в оранжерее? А? Я знаю, что уже поздно. Но все же…

Сердце замерло в груди, а затем, внезапно выдало несколько быстрых, тревожных ударов.

Я посмотрела на Лу, словно она могла ответить на невысказанный вопрос, пояснить странные предчувствия.

Но полузулубка только беспомощно пожала плечами и снова предложила:

– Так прогуляемся? А?

Я кивнула, и побрела за Лу, кожей чувствуя, как надвигается беда, гонится за нами и вот-вот настигнет. Накроет неукротимой лавиной, резко изменит нашу жизнь и будущее.

…

Я словно путешествовала во времени. Только что мы с Расом шагали в ночной полутьме, а спустя несколько минут оранжерея встретила нас с Лу ясным голубым куполом-небом и дневным светом.

Приторно и кисловато пахли газонные цветы, аромат прогретой хвои приятно щекотал ноздри.

Пришлось недолго промаргиваться. После сумерек больничного дворика и тускло освещенных залов внутри пристройки, здешний яркий свет просто бил по глазам.

Лу заметила мои трудности и извиняющимся тоном произнесла:

– Прости, Милана. Тут выключают лампы только к часу ночи, а включают около девяти утра.

– А сколько сейчас? – поинтересовалась я, беспомощно оглядываясь в поисках хотя бы намека на часы.

Лу улыбнулась, взяла мою руку и дважды провела моим пальцем возле кольца-компьютера. Я совершенно забыла о нем! Украшение мигнуло желтым и выбросило в воздух трехмерное изображение клавиатуры. Не дожидаясь очередного вопроса, Лу нажала моим указательным пальцем на кнопку с надписью «меню».

Перед нами развернулось нечто вроде виртуального экрана. Нежно-голубая заставка напоминала морскую гладь, местами едва тронутую легкими волнами и рябью. Лу указала на верхний правый угол. Там значились цифры: 24:20.

Я удивленно вскинула бровь, полурептилия усмехнулась:

– Тут время всего на час отличается от земного. Считай, двадцать минут первого. Через сорок минут здесь выключится дневной свет и зажжется рассеянный, похожий на лунный. Кстати, это тоже очень красиво, даже… – Лу осеклась на полуфразе, встревоженно оглянулась, словно почувствовала что-то, чего я почувствовать не могла. Например, чужеродные эмоции…

Откуда-то потянуло странным, солоноватым запахом и почему-то резко загорчило на языке. Лу схватила меня за руку, торопливо потянула к выходу, но в этот момент на голову набросили нечто вроде мешка. Судя по сдавленным крикам полузулубки, с ней проделали ровно то же самое.