Шапка Мономаха - Алла Дымовская Страница 24

На дворе стояла темная ночь. За двенадцать часов, а может, и более того. Свой ад Ермолов так и не успел вымостить благими намерениями, не говоря уж об их осуществлении в действительности. Наглый плевок со стороны багдадских послов и круто заваренная ими каша враз отодвинули на задний план все его мирские заботы. Он понимал, Женя ждет от него слов, и Ларочка, единственный его на свете ребенок, больна и вдруг как раз сейчас задыхается без отцовского утешения. Но даже хотя бы Альгвасилова, как минимальное лекарство, не мог Ермолов нынче отрядить домой с поручением. Нужен ему Витя здесь, и без него не обойтись.

Сидели без официоза, до того ли было теперь. Конечно, премьер, и иностранный министр Тропинин, и думский предводитель Котомкин. Расширенное совещание Совета безопасности. Но в основном вокруг присутствовали погоны. Пусть многие пришли в штатском, а Василицкий мундир вообще не надевал никогда, но звезды, хоть и символические, ощущались на плечах почти зримо. А вот министр Малявин, ведающий обороной, хороший, надежный, резкий в суждениях, так он – человек гражданский. И сейчас Ермолов всерьез задумался, а правильно ли поступил, назначив Малявина в военное ведомство за один только стоический патриотизм и верность Ермолову и его команде. Недавно утвержденный начальник Генерального штаба, золотопогонный и пожилой брюзга Склокин, может, и не станет с ним, Ермоловым, целоваться, зато, с другой точки зрения, бесценный и антикварный тип верховного командира былых времен. Но как было знать, что придет день и нужен станет Склокин, генерал армии, а не политическая балерина на подмостках кремлевских! Теперь, однако, что-либо менять уже выходило поздно.

– И все же предлагаю немедленно начать стягивать войска к границе по Кавказским горам, – упорно, словно шаман перед идолом, бубнил свое Склокин. – Если откуда Халифат и начнет, то только оттуда. И сразу на перевалы. Они на воде воевать не любят, да и Черное море – что твоя лужа. Авианосец не развернется, а эскадра из подлодок тем более.

– Подтверждаю, факт, – откликнулся адмирал флота Чернявкин, но тут же был прерван.

– Вы что, с ума посходили, господа военные?! Какие силы? К каким горам? – сорвался на визг Тропинин. – Я ноту готовлю в ООН, делегация через час отбывает спецрейсом…

– Подотрутся они твоей нотой, любезный, – невежливо перебил министра Склокин. – А время уходит. Армия – это тебе не делегаты-дегенераты, ее спецрейсом всю не вышлешь, как бандероль на адрес. А с той стороны давно уж напялили арафатки и стоят под ружьем.

– Да вы понимаете, что несете? Корней Дмитриевич, ну вы скажите! – обернулся иностранных дел министр к Малявину. – Поднять армию, хоть и для видимости учений, это ведь тут же и спровоцировать самую настоящую войну.

– А если не поднять, тогда война случится игрушечная? – съехидничал ершистый Склокин. – Хоть как, а итог один.

– Если на нас пойдут сообща Новые с Объединенными, то за ними скоро и Семиградье станут рвать под шумок монголо-китайские друзья. А там граница – что твои дыры. Придется долбить «крылатками». Они нас, мы их, – печально свесил усы маршал ракетный Полонезов. – Ракет-то, слава богу, много, а вот пехоты мало. И семиградцев жалко.

– Может, чуму какую на них напустить? – Адмирал Чернявкин с наивной до трепета надеждой обратил взор на Василицкого. – Чтоб тихо перемерли в своих Вавилониях, а? Тайно.

– Да мне, что ли, жалко, Никита Федорович? – откликнулся Василицкий. – Только такую операцию не один день готовят и не один месяц. Кто же знал?

– Проморгали, господа тайные советники. Багдадских послов проморгали, а Россию-матушку просрали, – подвел итог председатель Котомкин, генерала Василицкого он не любил.

Ермолов, до сей поры молча слушавший, почуял, что прения сторон вот-вот готовы перейти в базарный галдеж, и сказал то, что давно решил:

– Вы, товарищ Склокин, обеспечьте переброску сил на Кавказ. Это не пожелание, а мой приказ как Верховного главнокомандующего. И надо одновременно прикрыть границы с дальне– и средневосточных территорий, а если попросят из Семиградья, вы, Малявин, дайте им уж чего сможете для обороны, ну и техники подбросьте. Только я вас прошу – потише. Напрягите сообразительность. И пусть разведка осуществляет дезинформацию.

– Владимир Владимирович, ведь без ножа режете! Ну, пусть, переброску можно и по ночам под видом сбора металлолома для губных гармошек. Да где я солдат столько возьму? Это же всеобщую мобилизацию объявлять надо! На три, почитай, фронта. Будто в Гражданскую войну. Да вот Малявин не даст соврать. Нет солдат! А пойдут на приступ? Миллиард справа и полмиллиарда слева. Чокнутых фанатиков. А у нас?

– Постарайтесь уж как-нибудь за счет технического преимущества, – посоветовал, что мог, Ермолов. И сам знал: слова его – что в лужу.

– Это у нас вчера были преимущества, а сегодня друзья наши заокеанские, кол им в зад и в горло с двух сторон, торгуют в кредит. Под будущие военные трофеи. Так что с техникой и у Халифата, и у его багдадской Гюльчатай все в порядке. И с военными советниками тоже, между прочим, – ровно и нудно, словно диктор по радио о погоде, оповестил маршал Полонезов.

– А ты, Гена, все равно делегатов отправляй, и побыстрей, – велел Ермолов безнадежно кивавшему в ответ министру Тропинину. – Только пусть пошумят, а экстренного решения не требуют, известно ведь, какое оно будет, пусть потянут резину. Чтоб сослаться могли на проволочки.

Расходились как с похорон. По одному и гуськом. И скоро с Ермоловым остался только Витя. Ехать домой уже получалось бесполезным, и Ермолов решил заночевать в Кремле. Лишь пожаловался верному своему референту:

– Им-то хорошо. Получили указания и пошли себе. А Василицкий, святой человек, небось еще и выспаться сумеет, с сознанием исполненного долга.

Но Ермолов очень сильно ошибся. Так, как ни разу еще во всей своей многолетней и дальновидной деятельности политика, вынесшей его некогда на самый верх. И это было немудрено, ибо времена наступали военные. А «святой человек» вовсе не пошел себе спать. И кое-кто из тех, кто расходился по одному. И прибыли, каждый своим путем, на секретную генеральскую дачу, по негласному приглашению Василицкого. Там уже поджидали сам хозяин и его правая рука, темных дел мастер, некто Мальвазеев Данила Егорыч.

– Вы присаживайтесь, не робейте. Никто тут не услышит, а и услышит – так только тот, кто нужно, – успокоил вновь прибывших Василицкий.