Беспризорный князь - Анатолий Дроздов Страница 24

Момент был удобный. Я сделал знак слуге, тот шмыгнул в дверь и вернулся со штукой узорчатой паволоки.

– Прими за обиду! – Я вручил Ефросинье шелк. – Новый летник сошьешь!

– Отдариться хочешь, княже? – шепнула княгиня, лукаво сощурившись. – Не выйдет! Я тебя о чем-то попрошу. Згода?

Я кивнул – а что оставалось? Паволоку Ефросинья взяла, шепот ее другие не расслышали; после разберемся. Церемония продолжилась. Вслед крестной матери отдарился Ярослав. Когда он развернул сверток, за столами ахнули. Князь жаловал крестнику парадный пояс (обычный дар этого времени), но какой! Кожу пояса покрывали серебряные бляхи – величиною в ладонь ребенка. Неведомый мастер вырезал на каждой прихотливые узоры, после чего позолотил. Пряжка была отделана камнями и сверкала в лучах солнца. Редкая на Руси заморская работа, Великому князю не сором перепоясаться. Даже на первый взгляд пояс стоил с десяток весей, а то и с городок. Откуда он у Ярослава? Купить князь не мог: не те доходы. Оставалось одно: добыча, взятая в бою. Такие вещи становятся реликвиями, их тщательно сберегают, и если уж их дарят, то не просто так. Малыга был прав: Ярослав не поскупился.

Батька и здесь оказался на месте. Окинув пояс цепким взглядом, склонился к моему уху и шепнул:

– Будет просить!

Чего, батька не уточнил, но и без того было ясно: не безделушку. Поднесенный в ответ германский меч Ярослав принял спокойно, но я понял: отдариться не удалось. «Чего ему нужно?» – гадал я, сидя за столом. В Звенигород Ярослав явился с сыновьями. Старшему, Олегу, минуло восемнадцать; Глеб был годом моложе. Об этом поведал сам князь. Братья не были похожими. Высокий и статный Олег пошел в отца, а вот Глеб – скорее в мать. Низенький и не по годам степенный, он вел себя чинно. Пил мало и даже здравицу произнес, как будто читал Псалтырь. Олег крикнул «славу» громко, лихо опрокинул кубок, после чего немедленно забыл о князе. Склонившись к сидевшей рядом Ефросинье, зашептал ей что-то на ухо. Ефросинья, слушая, краснела и хихикала. Сердцеедом Олег, судя по всему, был еще тем.

«Сыновья Ярослава живут с отцом, – вспомнил я. – Князь будет просить им уделы – это к гадалке не ходи. Не дам! – решил я. – Нечего тут!»

Пир не затянулся. Веселиться накануне рати – грех, к тому же Звенигород знал: князь попойки не жалует. Гости выслушали здравицы, обильно спрыснули младенца вином и медом, плотно набили желудки и встали. Ярослав немедленно подскочил ко мне.

– Дозволь перемолвиться, брате!

Малыга метнул на меня взгляд: «Что говорил!»

– Ладно! – согласился я. – Только воеводу возьму! – Я указал на Малыгу.

– Воля твоя! – склонился Ярослав.

Из-за жары пир проходил в сенях, мы прошли в гридницу. Слуга притащил кувшин, разлил по кубкам вино, после чего исчез, затворив за собой двери. Мы с Малыгой сели рядом, Ярослав примостился напротив. Пригубив вино, он поставил кубок, но разговор не начинал, видимо, собираясь с мыслями. Я не торопил. Разглядывал князя. Прежде мы встречались дважды, но мельком: ни поговорить, ни чаши поднять. Ярослав был не старым – лет сорока. Собою хорош. Поджарое, мускулистое тело, продолговатое лицо с лапками морщин у голубых, «рюриковских» глаз. В Теребовле князь сидел тихо. На глаза не лез, советов не навязывал, милостей не просил. Со смердами ладил, дань слал вовремя – словом, вел себя тише воды ниже травы. Так и сидел бы, если б не позвали в крестные.

– Слыхал, брате, Волынь теперь твоя? – вымолвил наконец Ярослав.

Я кивнул и насторожился. Это он к чему?

– Посади меня во Владимире!

Малыга от неожиданности ахнул. Я сдержался, не зная, как реагировать, и Малыга опередил:

– Думай, чего просишь, князь! Волынь – и в удел?

– Разве я сказал: «Дай!» – обиделся Ярослав. – Я просил: «Посади!» Разницу между посадником и удельным князем ведаешь? К тому же не задаром. За Волынь отдаю Теребовль.

– Нашел чем прельстить! – хмыкнул Малыга. – Захочет Иван, так сам заберет!

– Однако ж не забрал! – возразил Ярослав. – Значит, доволен мной. Честь мне оказал, позвав в крестные. Что встреваешь, воевода? Не у тебя прошу!

Малыга побагровел: Ярослав указал ему место. Пропасть между князем и боярином в этом мире глубокая. Малыга мне – первый ближник, зато Ярослав – Рюрикович. Батька набычился, запахло ссорой.

– Зачем тебе Волынь? – поспешил я. – Теребовль хоть и мал, но там ты хозяин. Стоит ли менять на посадника?

– Не велика разница! – возразил Ярослав. – Сейчас дань тебе шлю и оттуда стану. В Теребовле суд правлю, и там придется. Честь одинакова. А что до слова твоего, брате, так скучно мне в Теребовле. Деды мои великими землями правили, мне того же хочется. Чем я хуже Мономашичей с Ольговичами? Воевал добре: девять раз в Поле ходил. Людей мало терял, добычу брал богатую. В княжестве моем справно, воевода твой подтвердит! Так ведь?

Малыга от неожиданности растерялся и кивнул.

– Волынь – своенравный край, – продолжил Ярослав. – Править им тяжко. Кому доверить? Поставишь боярина из Галича, волынские слушать не станут. Волынского возвысишь – того хуже. Начнет добро своим раздаривать, другие озлобятся и в котору уйдут. Я Рюрикович в шестнадцатом колене, со мной не забалуешь! Родни у меня во Владимире нет: ко всем ровным буду.

– На Волынь и другого можно сыскать! – буркнул Малыга. – Князей хватает!

– Посадником не схотят! – возразил Ярослав. – Разве что голый какой. Так неведомо, что он в мыслях держит. Вдруг к ворогу перекинется?

– А ты? – не удержался Малыга. – Ты не перекинешься? Теребовль тебе Володько давал, так? И ты ему верен был!

– Был! – согласился Ярослав. – Потому что крест целовал. Пока Володько не сбежал, присяга действовала. Чем ты попрекаешь меня, боярин, верностью? Было б лучше, если б изменил? Какая после того мне вера? Теперь я слово Ивану дал, нынче и вовсе породнились. Ежели сомнения есть, так я не случаем сынов привез. Останутся в закладе. Коли изменю… – Ярослав умолк и добавил твердо: – Сам знаешь, что с ними делать. Они у меня единственные, других нет.

Малыга растерянно умолк, я пребывал в изумлении. Детей в заложники… На Востоке практикуется, но на Руси? Как надо желать власти, чтоб пойти на такое? А ведь идет! Ради сыновей, так следует понимать. Олегу с Глебом пора княжить, но вот где? Уделы дает родня, а если ее нет?

«Стоп! – сказал я себе. – Ты плакался: некому править? Так любого княжича готовят к этому с детства! Он возле отца с малых лет, все видит, учится, впитывает… Что имеем? Школу управленцев, плодящую безработных. Князей на Руси слишком много, оттого и режутся за земли. Для них это вопрос выживания. Только междоусобица – дело рисковое, проще выслужить. Ярослав это сообразил. Умен! Будет верен – детям перепадет. Посадник, конечно, не удельный князь, Ярослав слукавил, заявив: «Честь одна!» Князь в уделе – хозяин, посадник – на службе. Зато удельного собьют с места – здесь это сплошь и рядом, ищи потом, где голову приклонить. А вот хороших посадников не меняют: зачем? Одному князю служил, другому пригодится. Лучше синица в руке, чем журавль в небе.