Ярость и рассвет - Рене Ахдие Страница 23

Саван.

А у солдата в ладони…

Один отрезок шелкового шнура.

Слезы продолжали свой последний путь вниз по ее лицу, но Шарзад не издала даже звука. Она шагнула к солдату. Его руки были мощными и крепкими.

«Я надеюсь, это произойдет быстро».

Не говоря ни слова, она повернулась.

– Мне очень жаль, – прошептал он так мягко, что его голос можно было принять за дуновение ветра.

Пораженная его добротой, она почти что обернулась к своему будущему убийце.

– Спасибо. – Она прощала ему.

Он нежно поднял ее волосы и перебросил темные волны на лицо – вуаль, ограждающую ее от безымянных свидетелей.

Тех, кто уже отказался ее видеть.

Шелковый шнур на ее шее был очень мягким, сперва. Такой элегантный способ умереть.

«Шива умерла так».

Мысль о том, что Шива ушла из жизни именно так, окруженная ничего не видящими людьми, усилила поток слез. Шарзад ахнула, и шнур затянулся.

– Баба, – выдохнула она.

Он затянул туже… и она не смогла остановить ру́ки, взлетевшие к горлу.

«Ирза. Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня».

Пока пальцы боролись с указаниями ее гордости, солдат оторвал Шарзад от земли за шею, продолжая тянуть за шнур.

– Тарик, – давилась она.

Ее грудь впала. Серебряные звезды окольцевали края зрения.

Боль в груди становилась сильнее. Серебряные звезды сейчас уже были окаймлены черным.

И ее шея горела в огне.

«Шива».

Сквозь слезы и боль, ослепляющие девушку, она с усилием еще раз открыла глаза, уткнувшись в занавес темных волос; водопад из черных чернил, разливающийся на последней странице ее жизни.

«Нет.

Я не ничто.

Я была любима».

И тогда из далеких пределов ее сознания до нее донесся какой-то шум…

И шнур отпустили.

Она упала на землю, сильно ударившись о гранит.

Сама воля к жизни протолкнула воздух в ее горло, несмотря на горящую агонию от каждого вдоха.

И кто-то схватил ее за плечи и взял на руки.

Пока она пыталась прояснить свое зрение, единственным, что увидела, были янтарные глаза ее врага, близко глядящие на нее в упор.

Тогда, собрав последнюю каплю силы, которой обладала, она ударила его по лицу.

Другой человек схватил ее за предплечье, отдернув руку назад так сильно, что она почувствовала, как что-то хрустнуло.

Шарзад закричала, это был резкий и мучительный возглас.

Впервые она услышала, как халиф повысил голос.

За ним последовал звук удара кулаком по плоти.

– Шарзад. – Джалал схватил ее в охапку, укутывая в своих объятиях.

Она рухнула на него, ее глаза застилали слезы, и жжение в руке и горле было почти невыносимым.

– Джалал, – выдохнула она.

– Делам. – Он провел рукой, убирая волосы с ее лица, успокаивая, возвращая назад из небытия.

Потом оглянулся на звуки продолжающегося волнения позади.

К хору из поскуливания и ярости.

– Прекрати это, Халид! – крикнул он. – Все уже сделано. Нам нужно занести ее внутрь.

– Халид? – пробормотала Шарзад.

Джалал печально улыбнулся.

– Не нужно ненавидеть его слишком сильно, делам…

Шарзад уткнулась лицом в рубаху Джалала, когда он поднял ее с земли.

– В конце концов, у каждой истории есть свои истоки.

* * *

Через несколько часов Шарзад сидела на краю кровати с Деспиной.

На ее шее было фиолетовое кольцо из синяков. Руку девушки вправили на место с отвратительным звуком, воспоминание о котором заставило ее съежиться. После этого с помощью Деспины она аккуратно искупалась и переоделась в удобную одежду.

С тех пор Шарзад не произнесла ни слова.

Деспина подняла гребень из слоновой кости, чтобы распутать еще влажные волосы своей госпожи.

– Пожалуйста, скажите что-нибудь.

Шарзад закрыла глаза.

– Я сожалею, что меня не было у себя в комнате. – Взгляд Деспины метнулся в сторону маленькой двери у входа, которая вела в ее обитель. – Простите меня, я не знала… что они придут за вами. Вы имеете полное право не верить мне, но, пожалуйста, поговорите со мной.

– Тут нечего сказать.

– Очевидно, что есть. Вам может стать лучше, если выговоритесь.

– Не станет.

– Вы этого не знаете.

«Я знаю».

Шарзад не желала разговаривать с Деспиной. Ей хотелось услышать успокаивающий голос своей сестры и почитать томик поэзии из библиотеки отца. Она хотела увидеть яркую улыбку Шивы и услышать ее заразительный смех.

Она хотела в свою постель и поспать ночь, не боясь рассвета.

И она хотела Тарика. Ей хотелось упасть в его объятия и почувствовать, как смех рокочет в его груди, когда она говорит что-то очень неправильное, но звучащее наоборот. Возможно, это слабость, но ей нужен кто-то, кто забрал бы этот груз с ее плеч хоть на мгновение. Облегчил бы бремя, как Тарик это сделал, когда ее мать умерла и он нашел Шарзад в слезах, сидящей в одиночестве за ее домом.

В тот день он держал обе ее руки в своих и ничего не говорил. Просто убрал прочь ее боль обычной силой своего прикосновения.

Тарик мог бы сделать это снова. И он бы с радостью сделал.

Для нее.

Деспина была чужой. Незнакомкой, которой она не могла доверять в мире, только что пытавшемся убить ее.

– Я не хочу говорить об этом, Деспина.

Служанка медленно кивнула и провела расческой по волосам Шарзад. Напряжение в шее причиняло боль, но Шарзад ничего не сказала.

В дверь постучали.

– Могу я открыть? – спросила Деспина.

Шарзад безразлично приподняла плечо, и Деспина, прежде чем направиться к двойным дверям, положила расческу на колени Шарзад.

«Что они могут мне сделать теперь?»

Когда она посмотрела через порог, ее сердце упало в желудок.

В тени дверей стоял халиф Хорасана.

Деспина молча вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Шарзад осталась сидеть на краю кровати, нервно перебирая пальцами по гребню, лежащему на коленях, поедая взглядом своего короля.

Когда он подошел ближе, она увидела след от ее удара на его лице. Он окрасил его кожу в глубокий бронзовый цвет с оттенком фиолетового на челюсти. Глаза Халида были впалыми и уставшими, будто он долго не спал. Костяшки на правом кулаке – красными и разбитыми.