Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон Страница 23

Его охрана сидела невдалеке, возле небольшого костра, разведенного на покрытой изморозью траве, готовя ужин. Он попросил оставить его одного, подошел к краю болотистой низины, чтобы немного размяться, и теперь стоял, наблюдая за тем, как горизонт на западе становится из ярко-алого темно-бордовым, а вокруг сгущаются сумерки.

Почти триста лет эти земли никто не обрабатывал, и лишь сравнительно недавно на огромных плодородных полях стали появляться отдельные фермы. Самые смелые крестьяне собирались по четыре-шесть семей и приезжали сюда, сражались с суровыми зимними ветрами, летними пожарами и радовались бездонному небу, усыпанному звездами. Все до единого они были уроженцами юга или запада, и в их жилах не текло ни капли намерьенской крови. В противном случае они ни за что не стали бы обрабатывать здесь землю и уж тем более строить дома и растить детей в этих проклятых краях.

Время скрыло большую часть шрамов, оставшихся после Намерьенской войны. В Тириане и Сорболде великие сражения сменились безжалостными побоищами, грабежами и бессмысленными убийствами. Сама земля там была пропитана кровью павших. Прошло несколько веков, и в Тириане новый лес взметнул к небу свои кроны на местах, где ни один лирин никогда не остановится, чтобы провести ночь, как бы сильно он ни устал. Песнь ветра в листве выросших здесь деревьев заглушила шепот жертв прошлых сражений, его можно было услышать разве что тихой ночью, когда не колыхалась ни единая, даже самая маленькая веточка. Отцы лиринских семейств собирали своих детей около каминов в теплых уютных домах и рассказывали о ведьмах, призраках давно умерших вдов, которые продолжали бродить там, где шли бои, и оплакивать своих мужей.

В Сорболде, расположенном к югу, горы захватили перевалы и проходы, которыми люди пользовались во время той войны. Поговаривали, что после боев, происходивших на севере, глина Ярима приобрела свой красный цвет, а река стала алой от крови тысяч погибших. Представители Первого поколения, которым удалось спастись, знали, что это выдумки. Почва Ярима всегда, сколько помнили люди, была красной из-за огромных залежей меди и железа у подножия северных Зубов. На землях, окружавших Роланд, победу одержало Время, а вовсе не Энвин и не Гвиллиам. Время наконец похоронило свидетельства бесчисленных смертей, несмотря на то что память о них осталась в сердцах и душах людей.

Но здесь, в самом центре континента, на равнинах, раскинувшихся между морем и горами, кровь тысяч людей, погибших в той великой войне, пропитала почву, сделав ее плодородной, а воздух до сих пор был наполнен запахом смерти, таким тяжелым, что его не мог развеять даже самый яростный ветер и смыть даже самый сильный ливень.

Именно здесь было самое настоящее королевство призраков, а не в горах, где глупые болги назвали этим именем — Кралдурж — место, по их мнению ставшее обителью привидений.

Время почти пришло. Еще несколько закатов, несколько дней, один сезон, от силы — два, и его ожиданию, длившемуся много веков, придет конец, он будет вознагражден за свое долготерпение.

Очень скоро у него будет собственная армия. И тогда он захватит гору. И получит Дитя. И наконец достигнет своей великой цели. Ее ребро, созданное, как и она сама, из Живого Камня, откроет двери в склеп, спрятанный глубоко под Землей, темницу, где томятся его сородичи с самого Преждевременья. Ему пришлось прогнать прочь мысли о хаосе и разрушениях, которые наступят после этого, иначе он мог себя выдать.

Великий день грядет. Всему свое время.

Он бросил через плечо взгляд на свой эскорт: солдаты, смеясь, пустили по кругу флягу с вином, — улыбнулся и снова обратил взор на запад.

Неожиданно он изо всех сил прикусил язык, его рот наполнился кровью, и он чуть-чуть раздвинул губы.

Священник вдохнул обжигающий морозный воздух, наполнивший его ноздри ароматом горящей сухой травы. Затем очень тихо, чтобы его не услышали пьяные болваны, называвшие себя стражей, он начал произносить слова заклинания.

Будь его свита повнимательней, они бы услышали, как он шепотом называет имена древних сражений, мгновений страшного кровопролития, сохраненных временем, вдыхает их, а затем выпускает на волю, наделив вибрациями своей крови. Но день прошел спокойно, да и вообще в дороге не возникло никаких проблем, и солдаты были слишком заняты выпивкой, пустыми разговорами и игрой в кости, чтобы обращать внимание на священника.

Впрочем, следует отдать страже должное, они чувствовали себя в безопасности. Вряд ли кто-нибудь посмеет на них напасть в самом сердце открытой со всех сторон равнины, уходящей к горизонту. Врагу негде спрятаться, чтобы неожиданно атаковать лагерь и застать солдат врасплох.

Он тихонько фыркнул, зная, как сильно они ошибаются.

Неожиданно подул пронзительно холодный ветер. Вместе со словами изо рта у него вырывались облачка пара и некоторое время висели перед ним на фоне бордового неба, словно боль, наполнявшая их, была так тяжела, что тянула к земле, не давая унестись вслед за ветром.

— Рейд в долине Фэрроуз, — прошептал он. — Осада Бет-Корбэра. Смертоносный марш намерьенских наинов, поджог западных деревень. Кесель-Тай, Томингоролло, долина Линге. — Он произносил литанию смерти, отдавая эти имена ветру. — Бойня в крепости Виннарт, уничтожение источника воды в Яриме. Атака на Юго-Восточный Пост. Разгром Четвертой колонны. Массовое убийство фермеров Первой волны.

Начал тихо падать снег, ветер подхватывал легкие снежинки и заглушал его слова и дыхание.

Он почувствовал, как его охватывает возбуждение, с каждым новым ударом сердца поднимаясь от паха вверх, к груди. Духи мертвых выли, перекрывая ветер; боль, звучавшая в их стонах, касалась его кожи, даря несказанное наслаждение. Он слышал, а точнее, ощущал невыносимое страдание, насилие, оставшееся в воздухе и земле, только слегка припорошенное временем. Даже те, кто не обладал его уникальными способностями, слышали голоса и ощущали боль, пронизывавшую это место, и спешили поскорее его покинуть. Он, разумеется, не просто чувствовал, он испытывал счастье.

Священник вдохнул вибрации страданий, принесенные ветром, ощутил во рту вкус смерти — это был миг истинного наслаждения. Демон, сидевший внутри его, ликовал, извивался, испытывая безудержное, дикое удовольствие от насилия, которое здесь свершилось и свершится снова. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не отдаться кровавым воспоминаниям.

— Пора, Милдив Джефастон, — прошептал он ветру.

— Ваша милость? — У него за спиной неожиданно появился лейтенант.

Он резко повернулся, изо всех сил стараясь скрыть раздражение.

— Да, сын мой?

— У вас все в порядке, ваша милость?

Он заставил себя улыбнуться.

— Разумеется, сын мой, — сказал он, пряча руки в рукава рясы. — Я очень благодарен тебе за заботу. Костер хорошо горит?

— Неплохо, ваша милость, — ответил молодой лейтенант и повернулся, направляясь обратно к лагерю. — Правда, дерево немного сырое и загорается не сразу.