Петербург 2018. Дети закрытого города - Мария Чурсина Страница 23

Зашипели, замялись на той стороне провода.

– Ее нет сейчас. А кто ее спрашивает?

«Вдруг правда отец», – мелькнуло в голове Веты. Она не видела его и не знала, как он говорит, но воображение злобно рисовало Арта, корчащего перед зеркалом суровую мину.

– Так кто?

Она замолчала, поняв вдруг, что не знает, как ответить.

– Может, передать ей что-нибудь? – решили за нее.

– Нет, спасибо, я перезвоню, – пообещала она и трусливо бросила трубку.

Вета оперлась руками на тумбу и нависла над ней, как будто в светлой лакированной поверхности пыталась рассмотреть надписи. В прихожей было сумрачно: сюда еле пробивался свет из комнат. Да и какой свет – солнце закатывалось за многоэтажки, оранжевым и красным разрисовывая чужие стекла.

Антон включил свет на кухне и хлопал дверцами шкафчиков, а Вета не могла отделаться от приторно-кусачего чувства, что за ней наблюдают. Заглядывают в окна – да это же пятый этаж! – и слушают разговоры через щелочку в двери. Тихо посмеиваются.

– Поговорила? – В коридор вышел Антон с закатанными по локти рукавами. Он держал нож, а из кухни потянулся вкусный запах. Вета вспомнила вдруг, как же давно она не ела по-хорошему. Печенье из ближайшего к школе магазина колом стояли в горле.

– Да. Ее нет дома. Может быть, потом позвоню. – Она прекрасно знала, что никуда звонить не будет. Решимости уже не хватит. Растерялась решимость по пустырям и дворам-колодцам.

Вета до отвала наелась котлет с макаронами и ощутила себя почти счастливой: сытая, и два выходных дня впереди. За выходные ведь может произойти все что угодно, например, когда она вернется в школу, ее перестанут ненавидеть. Или на Петербург рухнет гигантский метеорит, и Вете не придется больше идти на работу.

Антон переключал каналы небольшого телевизора. Повсюду шли новости, новости, новости. Опрятные дикторы монотонно рассказывали о новом политическом курсе и встрече президента с кем-то там. И ни один и словом не обмолвился ни о каком испытании. Раньше Вете казалось, что в закрытом городе должны передавать свои особые передачи, но ничего подобного. Антон выключил телевизор и откинулся на спинку кресла. Мигнул и потух голубой экран.

– Ты решила остаться здесь? – Он кивнул на окно, за которым уже густели сумерки, явно имея в виду город.

Вета помолчала. Сказать, что она всерьез задумывалась над его предложением уехать из Петербурга, было бы ложью, но эта мысль спокойно жила в уголке ее сознания, как спасительный круг на борту нового лайнера. Не нужен, а все равно успокаивает. И эта мысль очень помогла в молчании, воцарившемся после заявления Арта.

«По улицам темным ходить не боитесь?»

– Не знаю. Приглашу родителей на уроки. Должен же найтись выход. Не бывает так, чтобы куча взрослых не могла справиться с одиннадцатью разбушевавшимися подростками.

Антон хмыкнул, но промолчал, дожидаясь, пока она расправится с чаем. Тетради пятиклассников горой возвышались на столе, непроверенные, справа от телевизора. Вета взглянула на них и тут же отвернулась к окну. Там покачивалась от ветерка невесомый тюль, и жить снова стало легче.

Антон тер подбородок, глядя в окно.

– Слушай, – сказал он вдруг, – а правда, почему класс такой маленький? Вроде недостатка в детях тут не наблюдалось.

Вета пожала плечами:

– Лилия старательно рассказывала мне, что класс профильный, химико-биологический, что ли. Но ведь это ерунда. У них нет дополнительных занятий по биологии, а химичка вообще еще не начала свои занятия.

Разговор оборвался. Каждый думал о своем, а может, они думали об одном и том же, только делиться друг с другом не собирались. О ветра из окна становилось прохладно. На улицах Петербурга Вета никогда не замечала большого количества машин, но после комендантского часа исчезли и они. Тишина показалась ей зловещей.

И вдруг тишину прорезал звук, похожий на многоголосый тихий стон. Так могли бы стонать люди, давно смирившиеся со своей болью. Много людей. Целая больница неизлечимых. Вета сама не ожидала, что вздрогнет. Что это было, может, звук издавал какой-то механизм или трубопровод?

Она взглянула на Антона, но тот даже не обернулся.

– Мать-птица. Видела стелу возле набережной?

Вета некстати вспомнила, что завтра ее класс идет на прогулку по случаю дня города – уроки отменяются. Наверняка завернет и туда. По коже побежали толпы мурашек. Она не слышала этого звука раньше – не имела привычки открывать окно вечером.

– Здесь есть набережная?

– Понятно, – усмехнулся он, – по легенде, мать-птица замурована в стенах города.

Ей вообразилась девушка в белом балахоне, как древнегреческая богиня, но с крыльями вместо рук, и стало противно от мысли, что живого человека замуровали в стену.

– Ничего страшного, это всего лишь сказка, – протянул Антон, по-прежнему щипая себя за подбородок. Он не мог не заметить, как скривилась Вета.

– А стонет кто?

– Мать-птица, – пожал плечами он. Само собой разумеется, конечно. Так бывает во всех городах. – Ох, ну может, водопровод, я не знаю. Или стройка.

За окном виднелись габаритные огни на огромном подъемном кране. Район строился, и рос город.

– Так говорили дети. Дети называли ее матерью-птицей, как будто сговорившись. Отовсюду, с окраин, из других городов приезжали и называли ее так. А без них фигурка на стеле была бы просто распластанным по ветру бесформенным силуэтом. Ерунда все это. Расскажи лучше что-нибудь о себе.

Он улыбнулся.

– О себе… – повторила Вета, бездумно отводя взгляд.

23 августа данного года

Девочки из группы, конечно же, обо всем узнали, но позвонила только рыжая конопатая Мирка, которой вечно до всего было дело. Она долго сопела в трубку, выдумывая фальшивые поводы для разговора.

– А ты не знаешь, Милена Игоревна сегодня будет в университете? Мне надо у нее кое-что спросить.

– Не знаю, – выдавила Вета, ковыряя обои на стене.

В прихожей тетиной квартиры уже громоздилась ее сумка, застегнутая через силу, но если вдуматься – не такой уж большой багаж в новую жизнь.

– А секретарь в деканате теперь новая, да?

Обои были розовые в цветочек. В зеркале на противоположной стене отражался ее сгорбленный силуэт – Вета сидела в углу прихожей, спиной привалившись к тумбочке, и край вязаной салфетки щекотал ей шею.

– Я понятия не имею.

– А правда, что ты уезжаешь в закрытый город? – выпалила Мирка на одном дыхании, как будто боялась забыть и не договорить вовсе. И Вета представила, как она жмурится от удовольствия и страха.

Вета полюбовалась в зеркале на свою кривую ухмылку. Что самое вдохновляющее в этом отъезде – и Мирка, и Ми, и все остальные будут судачить, но их сплетни раз и навсегда окажутся очень далеко от Веты.