Киндрэт. Кровные братья - Наталья Турчанинова Страница 23

Мальчик был абсолютно, искренне уверен, что эти фотографии действительно могут осчастливить меня. Конечно, больше мне гордиться в этой жизни нечем — стою рядом с интриганкой Паулой и ее будущей жертвой. Но его наивность, радость и желание сделать приятное в ответ на то, что я (не прилагая никаких усилий) помог ему воплотить в жизнь мечту — одну из многих, — было очень приятно. Лориан от всей души хотел сделать для меня что-то хорошее.

Как непохоже это на эгоистичное отношение к жизни моих родственников. Я понял, что улыбаюсь. Несмотря на свое непроходящее раздражение.

— Дарэл, давай встретимся сейчас.

— Я не могу.

— Если у тебя плохое настроение, я постараюсь тебя развеселить. Мы можем зайти в парк. Там очень красиво. — Он помолчал и добавил чуть дрогнувшим голосом: — Я так счастлив сегодня… — И тут же попытался «исправить» проскользнувшую, было, романтичность, изменив интонации голоса в сторону деловой сосредоточенности: — Я буду ждать тебя на мосту, там, где ты подошел ко мне.

— Я не могу сейчас.

— Почему?! — Он снова замолчал и несколько долгих секунд я слышал только гулкую тишину, а потом тихое: — Ты придешь?

— Да. На мосту, в девять вечера.

И, прежде чем он успел возразить, положил трубку, а потом выдернул разъем из розетки.

Оставалось пять часов, достаточно времени для того, чтобы выспаться… Если я смогу это делать.

…А ведь мне, похоже, становится лучше, когда я говорю с ним. Исходящая от мальчишки жизнерадостность размывает мою ядовитую ожесточенность, и уже не так гудит голова…

Но теперь он точно не придет. Такого пренебрежения мальчик не простит. Он звал меня в свой мир позолоченных осенью деревьев, ясного неба и поспевшей рябины, а я повесил трубку. Он не простит.

Я зажег свечи. Все, которые у меня были. Много-много свечей. Золотистое сияние поднялось над тонким белым воском и поплыло по комнате все выше и выше, мягко омыло больные глаза, пересохшие губы, все лицо. Я опустился в кресло и позволил золотому свету играть с моим воображением. Его дрожащие блики сливались, и в них виделось сочувствующее человеческое лицо.

Почему меня тянет к тебе, крохотный огонек на мосту? Ни тепла от тебя, ни света. Движение руки, и я погашу тебя. Зачем ты мне? Почему мое, давно уже успокоенное, сердце вспоминает, как сладко замирать и взлетать, как приятно волноваться и ждать?… как хорошо быть человеком, как хорошо… не быть одному…

…Бред!

Резким взмахом руки я сбросил свечи со стола на пол. Туда же полетел подсвечник с тумбочки. Ногой расшвырял огарки у кресла.

Если б я мог так же растоптать огоньки в своей душе, я бы давно сделал это…

Он пришел.

Я стоял на мосту. Темная вода лениво колыхалась далеко внизу. Холодный ветер бросал в лицо редкие капли приближающегося дождя, а в разрыве туч белым светом сияла далекая ледяная Вега. Я смотрел на нее и вспоминал совершенно ненужный, дурацкий разговор с добродетельным Кристофом.

— Дарэл, ты можешь ответить на один простой вопрос: откуда в тебе эта постоянная тяга к общению со смертными? Зачем?

Я мог бы ответить честно, что не знаю, если бы он не вел себя со мной как…

— Как со своим «птенцом», Крис! Мне это надоело!

— Ты и есть мой «птенец». С тех пор как погибла Флора, я отвечаю за тебя.

— Смотрите, он отвечает!

— И прошу без иронии. Тебе нужно еще много учиться, чтобы произвести на меня впечатление своим сарказмом… Оставь в покое человека. Перестань морочить ему голову.

— Кристоф, отстань!.. И вообще, хватит следить за мной! Тебе что, больше нечем заняться?

— Когда-нибудь я укорочу твой лживый, дерзкий даханаварский язык!

— Смотри, как бы тебя не укоротили раньше, кадаверциан!

Я усмехнулся, вспомнив, как обмен «любезностями» перешел в совершенно недостойную потасовку, от которой и «учитель» и «ученик» получили массу удовольствия. Мы обменялись парой безобидных заклинаний, после которых у меня перед глазами плыли зеленые круги, а Кристоф, морщась и одновременно улыбаясь, потирал пальцами виски…

Рядом прозвучал тихий вздох, я обернулся и увидел, что предмет нашего спора стоит рядом. Зеркальные отражения холодной Беги вспыхивали в его глазах.

— Я принес фотографии. Но уже темно, ты не сможешь ничего на них увидеть. — Четко и медленно он выговаривал каждое слово дрожащим от обиды голо сом. — Я не понимаю, зачем бросать трубку. Мы могли бы и не встречаться сегодня.

Я посмотрел на него внимательнее. Обида, удивление, недоумение, ожидание, тихая дрожь. Что еще я должен знать? Что еще мелькает в твоих чувствах так быстро?

— Извини, Лориан. У меня очень серьезные проблемы на работе.

Я почувствовал, как его отношение мгновенно изменилось. Потекло, словно горячий пластилин, потеряло официальную форму. Участие и внимание к чужим неприятностям затопило огорчение от моего хамства.

Он вспомнил о моих способностях эмпата и связанной с ними работе. Забеспокоился. В его чрезмерно развитом воображении замелькали картины того, что могло произойти. И в большинстве видений присутствовали почему-то крепкие парни с бритыми затылками, свирепыми физиономиями, пистолетами под кожаными куртками. Разозленные тем, что я неправильно предсказал котировки валют на бирже. А тут он со своими фотографиями.

— Очень серьезные?

— Терпимые.

Порыв ветра с реки сдул холодные капли с перил моста. Лориан поежился.

— Тебе холодно?

— Немного… — Он шмыгнул покрасневшим носом, улыбнулся. — Хочешь, пойдем ко мне? Посмотрим фото. Я покажу тебе мою коллекцию дисков Вэнса.

Мне вдруг стало не по себе. Вспомнилось древнее суеверие. До тех пор, пока ты не пригласишь вампира к себе в дом, он не сможет войти. Не сможет причинить тебе вред. Неприятное ощущение. Я почувствовал себя одним из этих жадных, дальновидных, мудрых, подлых, старых…

Лориан смотрел со спокойным ожиданием, не зная, что творится у меня в душе.

— Твои родители не будут против?

— А их нет дома. Они еще неделю в отпуске, в Египте. Я пока живу один.

Я глубоко вздохнул про себя, а вслух сказал:

— Ладно. Идем.

Лориан жил в Ботаническом переулке, в новом шестнадцатиэтажном доме, стоящем параллельно проспекту Мира. На десятом этаже.

Он привел меня в свою квартиру и здесь, среди привычных, знакомых вещей почувствовал себя увереннее:

— Проходи, раздевайся. Тут у нас гостиная…

Я прошел мимо него, задернул шторы.

Уютно, тепло, удобная красивая мебель. На полках изящные безделушки, книги, фотографии. Я с любопытством разглядывал улыбающиеся лица незнакомых людей, такие беззаботные. Эта очаровательная женщина в легком ситцевом платье под полосатым зонтом наверняка его мать. У подростка ее глаза и волосы. А этот человек с собакой — отец. Когда-нибудь у Лориана будет такой же твердый подбородок уверенного в себе мужчины, такой же пристальный взгляд… а пока вот он — в коротких белых шортах, с теннисной ракеткой в руке, смеющийся, загорелый мальчишка, на смуглом лице которого глаза кажутся прозрачными, как вода…