Опасное наследство - Екатерина Соболь Страница 23

Она царственно удалилась, и я проводил ее ошарашенным взглядом. Ну, одно можно сказать точно: она не знает, где ее садовница. Но если в доме недавно что-то шуршало… Я тихонько пошел по комнатам, стараясь не наткнуться на хозяйку. Такса, во время разговора молча лежавшая на ковре, побрела за мной, всем своим видом показывая, что такого, как я, нельзя отпустить бродить по дому в одиночестве. Гостиная, еще одна гостиная, оружейный зал, бальный зал, библиотека, – вот это дом! Ну почему все сослуживцы моего отца богаче, чем он?

В одной из комнат я нашел кое-что интересное: пропитанное засохшей кровью пальто. Значит, она все-таки была здесь!

– Ищи, – сказал я, сунув пальто таксе под нос. Та чихнула и отбежала подальше. – Ищи, говорю, ты собака или нет? Это приказ.

Похоже, вид у меня был достаточно угрожающий – такса еще раз понюхала пальто и с унылым видом куда-то побрела. Так, сменив порядок следования, мы прошествовали через весь дом, вышли в заднюю дверь и направились к зарослям голых черных кустов. Тут-то я и услышал: собака не ошиблась, в кустах мы и правда не одни.

Молли отчаянно копала землю лопатой. Вместо пальто она набросила на плечи шерстяной плед. Собака остановилась в паре шагов от нее и неуверенно тявкнула.

– Да, да, старушка, я знаю, пахнет от меня странно, – ни на секунду не отрываясь от своего занятия, пробормотала Молли. А потом подняла взгляд, увидела меня и застонала. – Ох, старушка, как же ты меня подвела.

Тут я увидел, зачем она копала землю, а то подумал было, что ее важным незавершенным делом были садовые работы. В ямке, полузасыпанная землей, лежала холщовая сумка. Я воспользовался замешательством Молли, бросился вперед и вытащил из земли сумку прежде, чем она успела мне помешать. Молли тут же вцепилась в край, мы неловко дернули сумку каждый в свою сторону, и из нее посыпались вещи.

Вилки, ножи, булавки для шейных платков, серебряная сахарница, эмалевая брошь, подсвечник и прочее в том же духе.

– Ты воровка, – выдохнул я. – Я был прав!

Она торопливо начала собирать вещи с земли. Руки у нее были крупные, как у парня, не очень-то красивые, покрасневшие от холода, но я все равно смотрел на них, будто завороженный. В ее суматошных движениях было что-то удивительно живое: она хватала эти вещи дивной красоты с влажной земли и заталкивала обратно в сумку.

– Как не стыдно грабить бедную одинокую леди! – начал я, решив, что, если воззвать к ее совести, она будет сговорчивее. – Ладно, идем. Ты искупишь свои прегрешения, послужив науке.

Я шагнул к ней и попытался поднять на ноги, но она удивительно ловко вывернулась, вскочила и съездила мне кулаком в живот. Я отчетливо услышал, как во мне что-то хрустнуло, но поражения не признал и снова попытался ее схватить. Всегда полагал, что женский пол слаб и изнежен, но ирландка, привычная к тяжелой работе, явно была сильнее меня. Она отчаянно билась, целилась пальцами мне в глаза, колотила меня кулаками в живот и пинала коленями с такой точностью, будто всю жизнь этим занималась, а я такого опыта не имел, да еще и не мог заставить себя всерьез поднять руку на женщину, пусть и низкого сословия.

Борьба грозила, затянувшись, лишить меня остатков жизни, и под градом ударов я отступил, утешая себя тем, что поступил как джентльмен и нарочно проиграл. Больно мне не было, но, как выяснилось, куда хуже ощущать, как кулаки и острые пальцы вминаются в твое тело беспрепятственно, как в тесто, и при этом не слышать предупреждающего сигнала боли, орущего в голове.

Молли с победным видом уставилась на меня. Я отдышался.

– Мой брат – гений. – Я готов был даже так бесстыдно польстить Бену, чтобы добиться своего. – Надо позволить ему закончить работу.

Она насмешливо глянула на меня и закинула сумку на плечо.

– Ничего у него не выйдет, смерть не подчиняется смертным. И вас, и меня вернула сама судьба, но это ненадолго. Все как в мудрых сказках моего народа! Мы вернулись, потому что у нас есть незаконченные дела.

– Просто вы, ирландцы, суеверные дикари и верите во всякую ерунду, – огрызнулся я. – Тебя вернул мой брат с помощью электрической машины.

Она скептически посмотрела на меня.

– Ваша версия, мистер, еще глупее моей. Машина, ха! Нет уж. Машины жизнью распоряжаться не могут. Мы с вами умрем окончательно, и прямо скоро, я чувствую. Так уж суждено. – Она потерла бок и вздохнула. – А пока что у нас как бы чистилище. Шанс все исправить.

Она сказала это с такой убежденностью, что меня дрожь прошила. Я тут же взял себя в руки, – что за глупость! – а она тем временем невозмутимо прошагала мимо меня. Не к дому, не к воротам, а вглубь сада: вся грязная, как дух самой земли, возвращающийся к своей стихии.

Я торопливо захромал следом за ней. Останавливать ее силой я не решился, опасаясь получить очередной сокрушительный удар.

– Да что вы привязались? – Она резко развернулась ко мне. – У вас что, своих дел нет? Раз уж вырвались от своего чокнутого братца, сходили бы, не знаю, к любимой, рассказали ей о чувствах. Или, может, у вас карточный должок остался?

Она глупо хихикнула. Для человека на пороге смерти (а скорее, уже даже за порогом) она держалась удивительно бодро. На секунду мне стало грустно, что любимой у меня нет и даже долгов не имеется, но я тут же себя одернул. Единственное, что мне действительно нужно, так это ожить. Ну что за упрямая коза!

– Мы идем к Бену, – твердо сказал я.

Она уставилась мне в лицо своими ясными серыми глазами. Вообще-то вид у нее был довольно пугающий, иссохший и неживой, неделю назад я бы сбежал с криком, увидев такую бледную замарашку с синими губами, но сейчас меня почему-то даже успокаивало, что она такая же, как я.

– Да гляньте вы правде в глаза – мы мертвые. Да, ожили немножко, но это так, причуда природы. Что бы было, если б все мертвые оживали! Я потому вам и рассказала ту сказку, про трилистник: оживили парня по-настоящему, и вон как все закончилось! Мертвые разве что по делу могут восстать, как в песенке про скупого Файонна.

– «Файонн помер, после ожил, спать спокойно он не может, совесть просит дать ответ, грешникам покоя нет», – пробормотал я.

Я помнил эту песню, но не знал откуда. Неужели отец мог петь такое детям? Молли удивленно присвистнула.

– Ух ты, какие у вас познания неожиданные. Да, именно! Так вот, если вы помните, Файонна вернули, чтобы он рассказал жене, где деньги, которые он годами припрятывал. Они впроголодь жили, он вечно ей заливал, что у них на лишний кусок не хватит, а сам на черный день запасался. Так и помер, никому не сказав, где денежки зарыл. Его и вернули с того света ненадолго. Он восстал и объяснил женушке, как найти деньги. А потом с миром упокоился. Вот и нам так надо.

Она шмыгнула носом. Лицо у нее кривилось, и я понял, что она хочет заплакать, но не может. Я нашел в себе силы улыбнуться.

– В ваших диких землях все песни и сказки про смерть или бывают еще про что-нибудь?