Дети богини Кали - Анастасия Баталова Страница 20

— Сестра?! — это заявление было настолько неожиданным для Анны Роуз, что её холодная выдержка большого политика, воспитанная годами подковерных игр, на миг изменила ей.

— Да! Она обещала встретить меня и скоро уже придет. Ей четырнадцать, она почти совсем взрослая.

— Очень хорошо иметь старшую сестру, не правда ли? — справившись с собой, ровным светским тоном спросила сенаторана Роуз, — ты ведь любишь её?

— Очень, особенно когда она меня не причесывает, — Ада немного подумала и добавила, — Нет. Вообще люблю. Всегда.

— Ты меня с ней познакомишь?

Малышка кивнула.

— Ну, а теперь ступай к своему месту, я очень рада была знакомству.

— Поразительно… — прошептала Анна Роуз, глядя в спину уходящего ребенка, — сиротка, рожденная коровой. Одна-одинешенька в целом мире. Как жестоко! Вот и миг незримого провала вашего проекта, Афина.

— Ошибаетесь, госпожа Роуз. Это — миг его славы. Способность проявлять родственные чувства к существу, генетически неродственному — признак нахождения на самой высокой ступени морально-этического развития. Это значит, что мы сумеем, в конечном итоге, построить общество, где человек человеку — сестра… Понимаете меня?

Выходя из приемного зала сенаторана Анна Роуз сразу заметила невысокую девушку-подростка, навстречу которой побежала Аделаида.

— Извините, дамы, но мне необходимо на это взглянуть, — она оставила своих спутниц и приблизилась к детям.

— Ну что, как всё прошло? Ты прочитала стишок? — спрашивала Онки у своей маленькой подруги, заботливо поправляя белые банты у неё на голове.

— Она разговаривала со мной… — загадочным шепотом сообщила ей Ада, привстав на цыпочки, чтобы Онки было лучше слышно.

— Ух ты, обалдеть! Не страшно было?

— А зачем меня бояться, я же не зверь какой? — подобрав для этого случая самую приветливую из своих улыбок, обратилась к девочкам возникшая подле них сенаторана Роуз.

От неожиданности Онки прижала Аделаиду к себе, и этот жест, невольный, инстинктивный, сразу выдал незаметную на первый взгляд глубину отношений между девочками, ведь в случае опасности живое существо всегда стремиться защитить тех, кого ощущает самыми близкими.

Анна Роуз почувствовала неловкость. Улыбка медленно растворялась на лице сенатораны, пока она разглядывала Онки; та, гладя по головке обнимающую её Аду, решительно подняла на представительницу власти взгляд, вопросительный, с легким оттенком недовольства — кто посмел вторгнуться в нерушимый союз двух сестер?

— Вы немного напугали нас, — сказала Онки. Она отвела глаза и с любопытством посмотрела куда-то за спину Анны Роуз — у противоположной стены широкого коридора, стараясь оставаться незаметными, прохаживались туда-сюда две девушки в черных костюмах, — мы тоже не звери, но вы же ходите повсюду в сопровождении охраны, — добавила она.

— Ты очень внимательная девочка, — заметила ей сенаторана, — дело в том, что я должна вести себя в соответствии с занимаемым постом. Есть определенные предписания для властей. Мне обязательно иметь личную охрану.

Аделаида и Онки жадно разглядывали девушек у противоположной стены.

— Думаешь, они вооружены? — шепотом спросила малышка.

— Уверена, просто оружие у них хорошо замаскировано, — так же тихо ответила ей Онки.

— Твоя маленькая воспитанница называет тебя сестрой, — продолжала сенаторана Роуз, — расскажите, пожалуйста, мне об этом более подробно, вы так играете?

— Да, — ответила Онки, — это что-то вроде ролевой игры, правда, не мы её придумали, мне рассказал о ней один мальчик… Она помогает нам не чувствовать себя одинокими, мы ведь знаем, что появились на свет в рамках специального проекта, знаем, что у нас нет родителей, и вообще никаких родственников нет, знаем, что каждый из нас возник в ходе случайного слияния двух здоровых гамет. Вот у вас есть власть, госпожа Роуз, почему вы не сделаете так, чтобы нас, искусственно выводимых, как-нибудь метили, соседние эмбрионы, скажем, или эмбрионы из яйцеклеток одной женщины… Чтобы у нас было хоть какое-то подобие родства между собой, условные ниточки, связывающие нас друг с другом.

— К сожалению, нет у меня такой власти, — задумчиво произнесла сенаторана, — я могу только проголосовать «за» или «против» данного проекта, вон, видишь ту женщину с рыжими волосами, — она указала взглядом на раскрытые двери приемного зала, возле которых стояли Элен Гилберт, Аманда Крис, её замы и Афина Тьюри, — это — руководитель проекта, я обязательно передам ей твои пожелания… Ты, кстати, получила приглашение на официальную беседу для старших воспитанников?

— Не знаю. Я пока не распечатывала конверт. Кроме того, какое теперь это имеет значение, если вы уже разговариваете со мной?

— Что правда, то правда. Спасибо, что ответила на мои вопросы.

Аманда Крис отделилась от своих сопровождающих и подошла к сенаторане Роуз и детям.

— Мне нравится эта девочка, — сказала Анна, обращаясь непосредственно к директриссе так, как будто бы воспитанниц уже не было здесь, — кто она?

Твердый звонкий голосок заставил обеих солидных дам на него обернуться.

— Меня зовут Онки Сакайо, госпожа Роуз. Запомните, пожалуйста.

Несколько дней спустя после посещения высокопоставленными особами образовательно-воспитательной зоны Норд, прибираясь у себя на письменном столе, она нашла тот самый белый нераспечатанный конверт, в котором могло содержаться приглашение на пресловутую официальную беседу для подростков. Так и не раскрыв, Онки скомкала его и выбросила в мусорную корзину.

Малколм, разумеется, не собирался ни в чём сознаваться — цветные модные галстуки, шейные платки, которых у него был полный шкаф, словно дивные тропические бабочки, каждое утро, сменяя друг друга и, казалось, не повторяясь, появлялись при белом цветке воротничка его ученической рубашки. Слухи слухами, но, как говорится, не пойман — не вор.

Мидж ушла в армию, а Белка, чей авторитет был не настолько высок, своими притязаниями не смогла отпугнуть всех претенденток на сердце красавца Малколма, и самые решительные из них частенько дарили ему плюшевые игрушки — они успели заполонить почти всю комнату юноши — приглашали его на танцы или водили в «ресторан» — так шутливо называли воспитанники детское кафе с мороженым, пышками и лимонадом на территории Норда — поскольку выходить за ворота без специальной увольнительной карточки категорически запрещалось, это кафе и собственный нордовский небольшой кинозал были самыми популярными местами романтических свиданий старшеклассников.

Онки безумно стыдилась своей новоприобретенной привычки — думать о Малколме перед сном — она считала это вполне естественное следствие наступления переходного возраста непростительной слабостью и всячески пыталась побороть. «Настырные гормоны пытаются диктовать мне свои условия? Вот уж — дудки!» Но чем больше усилий она прикладывала к такому странному перетягиванию каната, тем хуже у неё выходило. Разумеется, Онки ни с кем не делилась своими переживаниями и не предпринимала каких-либо попыток сблизиться с Малколмом, ей пока этого не требовалось, вполне достаточным казалось снова и снова разглядывать в подробностях случайную, но поразительно четкую фотографию в памяти: яркий свет из ворот гаража бесцеремонно вырывает из полумрака тело юноши, нежное, ослепительное; в наготе есть какая-то беззащитность, обезоруживающая, обескураживающая, её невозможно судить, оценивать, во всяком случае сразу, в тот миг, когда видишь, можно только раскрыть глаза — ещё шире, так широко и резко, что щеточки-ресницы невзначай кольнут подбровья — и смотреть, жадно, неистово, во все глаза…