Гиностемма - Катерина Крутова Страница 20

—Мама,— продублировал Гарнье надпись на экране, подавая телефон.

—Ты почувствовала?!— без вступления начала Лика. Голос женщины вибрировал от напряжения и без громкой связи разносясь по всему помещению. Полина кивнула, затем, осознав, что мать вряд ли видит ее жест, хриплым, будто простуженным, голосом подтвердила:

—Увидела. Чувствуешь у нас ты…

—И?— нетерпеливо перебила трубка.

—Муж у нее был редким дебилом.

—Богатым и перспективным дебилом,— нервно рассмеялась в ответ Лика,— Полин была уверена, что сможет им вертеть.

—Сомневаюсь,— младшая Повилика потерла виски — голова все еще гудела от тяжелого сна и чужих ощущений.— На том уровне идиотизма разумное управление бессильно.

—Давно ты стала такой мудрой и опытной, дочь моя?— в материнском голосе послышалась ироничная улыбка.

—С тех пор, как увидела гибель своей тетки,— огрызнулась Полина и тут же пожалела о сказанном. Динамик охнул так громко, что стоящий у окна Рейнар обернулся и удивленно вскинул брови.

—Линэке* (принятая в Нидерландах форма имени Полина)!— от волнения и беспокойства за дочь Лика обратилась к ней как в детстве. Полине мучительно остро захотелось оказаться рядом с матерью, нырнуть в заботливые нежные объятия и спрятаться от горестей и забот всего мира, но вместо этого девушка посмотрела на Гарнье, который все это время не сводил с нее глаз, и повысила голос — в конце концов незаслуженно пострадавший от укуса мужчина имел право знать, что происходит.

—Мне приснилась авиакатастрофа. Точнее, не совсем она, а предшествующие события. Мам, их отравили, а затем….— слова застряли в подкатившем к горлу тугом комке.

—Она не умерла,— с уверенностью сказала Лика, и Полина кивнула, соглашаясь.— Вчера меня впервые в жизни терзали мигрени. С наступлением ночи накрыло — боль, злость, отчаянье и прожигающая нутро жажда жизни. Чувство, будто все мои эмоции подменили. Уверена, это — Полин.

—Но я не чувствую ее среди живых,— девушка закусила губу, сдерживая подступающие рыдания.

—Я тоже. Но слышишь ли ты ее среди мертвых? Вспомни, во время инициации, среди завядших Повилик была Белая роза?

Лика впервые вслух просила о запретном. Произошедшее пять лет назад в Словакии в руинах заброшенного замка в семье не обсуждалось. Тайна инициации была личным делом каждой Повилики и определяла не только родовой знак, но и саму суть молодого побега. Полина стала первой за много поколений, чьи корни проросли в землю, породившую Первородную. Произошедшее в ночь полнолуния посреди вековых зарослей иногда прорывалось в сознании девушки вспышками чужих воспоминаний, заставляло непроизвольно потирать отмеченное клематисом плечо и гадать над смыслом увиденного. Авторство некоторых видений угадывалось безошибочно — женщина с разноцветными глазами была не кем иным, как первородной Повиликой, баронессой Замен, возлюбленной художника Матеуша Зайзингера. Активно делилась прожитой жизнью и танцовщица — дочь Арчибальда и Виктории Ларус, вероятно, и после смерти не желающая уходить со сцены. Большинство остальных проявлялись фрагментами, обрывками старых фото, осколками разбитых зеркал. Но все же у каждой сохранялась своя атмосфера, подобно проросшим на их телах рисункам вьющихся растений — уникальных для каждой из Повилик. Выхватить одну из десятков ушедших было сложно — требовалось настолько сильное напряжение духовных и физических сил, что Полина пыталась лишь однажды. Спустя пару лет после инициации, как и многие подростки, она решила поставить над собой эксперимент и с помощью вычитанных в гримуаре советов, йоги и отпускаемых без рецепта успокоительных погрузила себя в транс. То ли увиденное оказалось чересчур травматичным, то ли опыт с погружением в прошлое провалился, но разум девушки не сохранил даже намеков на воспоминания. Зато удалось до полусмерти перепугать близких — больше двух суток Полина пребывала в состоянии, близком к летаргическому сну. Едва уловимое дыхание, слабый пульс, не реагирующие на свет зрачки — доктор Керн дежурил у постели крестницы, сменяемый ее родителями. От госпитализации Лика тогда отказалась, признавая бессилие традиционной медицины в магических болезнях. Очнулась Полина, только когда незаметно для всех в ее спальню пробрался младший брат, соскучившийся по играм с сестрой, и со свойственной мелким детям неудержимой прытью забрался на кровать к спящей.

—Поли, вставай!— потребовал Карел, для большей убедительности севший девушке на грудь и попытавшийся поднять прикрытые веки маленькими пальчиками. Именно это беззастенчивое вторжение в личное пространство заставило Полину впервые за сорок восемь часов вздохнуть полной грудью, открыть глаза и скинуть с себя возмущенно сопящего наглеца.

Тогда Лика взяла с дочери обещание не ставить над собой экспериментов и не лезть в недра древних тайн. Вероятно, времена изменились, раз сегодня мать сама просила ее нарушить данное слово.

Коснуться чужого прошлого Полине всегда было проще, имея какой-то связанный предмет. Память Белой розы накануне открылась девушке через татуировку на плече крестного. Без этого контакта ситуация усложнялась. Но в сознании еще пылал след кошмарного сна. Полина закрыла глаза, надеясь, что воспоминания из самолета позволят следовать за ними. Тонкий стебель в шипах и резных листьях, сладкий тяжелый аромат распустившихся соцветий, слепящая белизна цветов…

—Ее нет среди умерших,— уверенно сказала младшая Повилика,— но нет и среди живых.

—Линэке, будь осторожна. Грядут темные времена,— прошептала старшая и Полина вздрогнула от озноба мрачных предчувствий.

* * *

Не успел телефон остыть от разговора с матерью, как на экране высветилась дурачащаяся физиономия Баса Керна — на звонки крестного Полина поставила фото с одного из давних семейных праздников — в бумажном колпаке, раскрашенный еще не очень умелой детской рукой то ли в тигра, то ли в пирата, Бастиан пытался одновременно есть торт и изображать чеширского кота. Обычно эта фотография вызывала у девушки улыбку, но сегодня Полина не ожидала хороших новостей.

—Как рука?— вместо приветствия резко спросила она.

—Утихомирилась. Остаточным раздражением зудит. Терпимо,— голос доктора Керна звучал решительно, несмотря на чувствующуюся усталость.— Прости, мелкая, планы поменялись — спуск яхты откладывается.

—Жаль, я так мечтала драить гальюн и шкурить румпель!— усмешка вышла кривой и совершенно невеселой. Всегда открытый иронии крестный шутку не поддержал.

—Перекрой воду, забери еду и мусор во избежание развития новой биологической формы жизни. Ключи помнишь где лежат?

—Да. Отправляешься на поиски?— лишние слова не требовались, подсмотренные воспоминания связали Полину с Бастианом, общая загадка терзала их обоих и требовала ответа.

—Знать бы еще, что ищу…— девушка представила, как привычным жестом Керн потер обвитое плющом сердце.

—Знаешь. Она приснилась мне сегодня, и мама что-то почувствовала, но сейчас опять тишина,— подробнее рассказывать не хотелось. В голове роилась уйма мыслей, пока не готовых облачаться в слова. Напротив за столом сидел обеспокоенный, укушенный ею Рейнар, который тоже заслуживал если не ответов, то хотя бы объяснений происходящей чертовщины. Неумолимая поступь судьбы отдавалась в висках сильным пульсом — предсказание сбывалось, приближалось пугающее темными тайнами будущее, предназначение терзало и жгло душу изнутри. Только клематис на плече по-прежнему больше походил на нежный хрупкий цветок, чем на смертоносный боевой веер. В динамике звучал уверенный голос Бастиана, готового сорваться в неизвестные дали ради спасения далекой призрачной любви, а девушка ощущала только озноб потаенного страха и желание спрятаться с головой под одеяло. Будто прочитав ее мысли Гарнье мягко подошел, опустил теплые ладони на напряженные девичьи плечи и принялся аккуратно массировать сведенные проблемами мышцы. Нежные, заботливые прикосновения мужчины заставили прикрыть глаза и промычать что-то утвердительное на завершающую разговор фразу крестного. Рейнар не давил, умело сменяя плавные поглаживания точными нажатиями.