Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог - Дмитрий Емец Страница 20

В университет он приехал, когда вторая пара уже началась. Прежде чем бежать на нее, Мефодий поднялся на лифте к учебной части, чтобы уточнить расписание. Номер аудитории был переправлен на «семерку», жирно написанную маркером прямо поверх стекла. Он слегка удивился. Летом во время сессии «семерка» была на ремонте. Оттуда вытаскивали крепкие, заслуженной древности откидные кресла и заменяли их чем-то мутным, стулоподобным, зато с гнездами для наушников в подлокотниках.

Все же Меф решил заглянуть в «семерку». Вход был занавешен забрызганным штукатуркой полиэтиленом, край которого был приглашающе отогнут. Буслаев прислушался, и ему показалось, что он различает голоса внутри.

Меф заглянул и оказался в темном промежутке между двух дверей. Он потянулся к ручке второй двери, но тут над головой что-то промелькнуло. Он вскинул голову и успел увидеть черное шелковое покрывало с кистями, которое падало на него сверху. Буслаев рванулся, но опоздал – оно облепило его со всех сторон, прилегая, как живое. Меф споткнулся, скулой налетел на стену, упал. Катар Арея запутался в рюкзаке, который никак не удавалось сдернуть.

– Колошмякай его! Он замоцил нацего Толбоню! – запищал кто-то, и крепкая нога врезала Мефу по ребрам. Буслаев попытался огрызнуться через покрывало, но кто-то мелкий, но упорный навалился сзади на плечи и повис на шее.

– Цто тебе Толбоня сделал? Молцис? Ну и молси! – спросил он с укором, после чего боднул пленника в нос.

Буслаев зарычал от ярости.

– Тице-тице, Вацля! Кто-нибудь уцлыцыт! Давай, ребяца! – укоризненно пропищали ему, и снова пинки и удары посыпались со всех сторон.

Все, что Меф сумел – сгруппироваться под покрывалом и, прикрывая голову, при любом удачном случае пытался сорвать рюкзак. Удары были сильные, но терпимые.

– Пуцтите меня, пуцтите! Дацте я ему врезу за Толбоню! – пищал кто-то женским голосом.

– Не надо! Руки отобьец!

– Я сниму туцлю! Я его туцлей!.. У меня на туцле каблуц!

– Ай, ты не его, а меня туцлей ударила! Отберите кто-нибуц у нее туцлю!..

Нападавших, как Меф вскоре разобрался, было около восьми. Правда, били не все. Некоторые предпочитали укорять его словами. Другие, пытаясь размахнуться получше, мешали друг другу, толкались и переругивались тоненькими звонкими голосами.

Его пинали, кусали, царапали, прыгали по спине ботинками и все время поминали какого-то Толбоню. Буслаев несколько раз пытался крикнуть, что такого не знает, но его не слушали. Примерно через минуту основательно потоптанному Мефу удалось выпутать катар и длинным движением распороть покрывало.

– Безым! У него больцой ноцык! – пискнул кто-то.

– Цто она говорит? Цто говорит? – запереживал кто-то.

– Вацля говорит: у него ноцык! Он убил им Толбоню!

Последний пинок пришелся Мефу по локтю, после чего что-то маленькое и многочисленное юркнуло во тьму. Мгновение – и все стихло.

Выпутавшись из покрывала, которое, судя по запаху тлена и плесени, долго лежало в каком-то сыром и неприятном месте, Буслаев кое-как поднялся на ноги и спрятал катар. Наружная дверь скрипнула. В глаза Мефу светили фонарем. Буслаев едва сдержался, чтобы не выбить его ногой.

– Ну, кому тут неймется? Жить надоело? – спросил он с угрозой.

Фонарь опустили. Меф узнал седоусого добродушного охранника, обычно сидевшего на вахте у гардероба. Тот потоптался, посветил по углам, подергал дверь в аудиторию. Она оказалась заперта. Охранник хмыкнул.

– Что, парень, побили тебя? Из-за девчонки, небось? Все беды от баб, даже которые не из-за баб! – сочувственно сказал он.

– Не из-за девчонки, – Меф потрогал переносицу. Надо же: вот он, закон справедливого эха! Вчера врезал по носу Багрову, а сегодня получил сам.

– Кто побил-то?

Буслаев ощупал языком, целы ли зубы.

– Гномики!

Ответ охраннику неожиданно понравился.

– Правильно, брат! Своих сдавать последнее дело! Сегодня они тебя отметелили – завтра ты их. Правильно понимаю? Давай так! На занятия сегодня не суйся. Мухой слетай в туалет и приведи себя в порядок, а я пока снаружи покараулю. Если кто сунется – скажу: трубу меняют!

Оценив простую надежность плана, Буслаев благодарно кивнул и, прихрамывая, «мухой полетел» в туалет. Зеркало показало Мефу, что он похож на пообедавшего вампира. Подбородок, губы и даже зубы были в крови, однако, смыв ее и прополоскав рот, он убедился, что лицо пострадало мало. Синяк под левым глазом, похоже, ограничится легкой припухлостью. Нос не сломан, только ушиблен – он вовремя прикрыл лицо. Правда, подбородок побаливал от удара ботинком через руку и боль отдавалась в висках, но это мелочи. Мефу в жизни перепадало и сильнее.

– Погано выглядишь! Никто тебя не любит, никто не приголубит! Иди себе в лесочек, накройся лопушком! – пакостно сообщил кто-то.

Буслаев вскинул голову. На стене левее зеркала несколькими штрихами был нарисован противный гнутый человечек. Его стирали, закрашивали, но он все равно упорно появлялся. Меф узнал его – это был суккуб одной из простейших моделей. Полномочий забирать эйдосы у него нет. Не тот уровень. Его задача говорить каждому смотрящемуся в зеркало, что он урод и никому не нужен.

Меф брызнул в него водой, от которой туалетный человечек легко увернулся. На двухмерном пространстве стены он перемещался легко и ловко.

– Разговор есть! Тебе велят кое-что вернуть! Оно принадлежит мраку!

Буслаев нахмурился.

– Что вернуть? Силы?

Туалетный человечек скривил похожий на скобку рот.

– Другое! – лаконично ответил он.

– Кто конкретно велит?

Тот с многозначительной угрозой ткнул пальцем вниз, на кафель под раковиной.

– Мне ничего не передавали! Я ничего не брал! – заявил Меф.

Собеседник не ожидал иного ответа.

– Верни! – повторил он. – Хуже будет!

Меф с трудом сдержался, чтобы не врезать по стене кулаком. Он знал, что ничего не сможет сделать суккубу. Даже если разнесет туалет, тот будет приплясывать где-нибудь на потолке.

– А если не верну?

Тот провел большим пальцем по шее и высунул язык. Человека с перерезанным горлом он изображал ну очень убедительно.