Лес великого страха - Мария Гинзбург Страница 20

Халлен, забавляясь, нахлобучил шапку себе на голову. Торчавшие во все стороны пучки волос, которые Ежи склеивали разогретым в пиве воском, чуть примялись.

– А тебе идет, – заметил Нифред.

– Дешевка, – презрительно заметил Халлен и бросил шапочку себе под ноги.

– Помог бы лучше, – пробурчал Мирувормэл, снимая с телеги мешок с зерном.

Невысокий, но мощный толстяк даже не вздрогнул, взвалив его себе на плечи, хотя судя по размерам мешка, там находилось не меньше двух пудов зерна. Мирувормэл развернулся, чтобы отнести мешок к началу обоза, и почти полностью закрыл обзор Халлену. Он увидел только, как Нифред нагнулся. И отлетел от телеги, словно получив увесистого пинка. Между Нифредом и Мирувормэлом мелькнул темный силуэт. Толстяк дико заорал и опрокинулся назад.

Халлен стиснул лук и поднял руку к заплечному колчану. Что-то свистнуло перед его носом. Еж сначала удивился, тому, что не может нащупать в колчане ни одной стрелы, но тут увидел свою руку. Она висела на остатках рукава, и кровь лилась в придорожную пыль. Еще не чувствуя боли, Халлен поднял глаза и увидел перед собой мандречена в серой куртке и окровавленным мечом в руке. Эльф бездумно пробормотал обезболивающее заклинание. Халлен произнес формулу верно, да только потоки собственной Чи, искривленные лислором, последнее время становились все меньше и меньше подвластны ему. Часть боли все же просочилась в мозг, и темному эльфу этого хватило, чтобы рухнуть на колени, как подкошенному.

– Руби! – заорал Халлен. – Что ты стоишь, убей меня, тварь, я не хочу больше мучаться!

Но человек не стал добивать эльфа. То ли мандречен принял вопль Халлена за мольбу о пощаде, то ли решил, что однорукий лучник уже не опасен для него. Повернувшись, мужчина бросился к лесу.

– Ах ты дрянь! – яростно заорал Халлен.

От него убегала обещанная Мораной возможность умереть героем, а не от передозы. Эльф бросил бесполезный лук, который все еще зачем-то сжимал, вытащил из колчана стрелу и метнул ее вслед убегавшей фигуре, как дротик. Перед тем, как завалиться в лужу собственной крови, Халлен увидел, что стрела впилась туда, куда он хотел – в икру мандречена. Человек вскрикнул, но не остановился, чтобы вытащить стрелу. Хромая, он упорно двигался к краю дороги.

Сапог Мирувормэла стремительно набросился на Халлена. Еж еще успел подумать, что толстяк никогда не моет ноги, уткнулся носом в залитое кровью мятое голенище и потерял сознание.

Тавартэр увидел, как Нифред упал, взмахнув руками с нелепо скрюченными пальцами – маг пытался бросить заклинание, но не успел. За краем телеги скрылись Мирувормэл и Халлен. Под аккомпанемент их воя мандречен серой тенью метнулся к краю дороги. Тавартэр выхватил лук и наложил на него стрелу. Еж не слушал воплей раненных товарищей – если кричат, значит, будут жить. На самом краешке сознания холодной змеей проскользнула мысль о Нифреде – стонов мага не было слышно. А потом осталось, как всегда – только стрела, крепко сжатая в пальцах, привычная тяжесть лука в другой руке и мишень, в которую надо попасть. Мандречен хромал, что сильно облегчало задачу. Человек обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть две стрелы, летевшие в него. Энедика, как Тавартэр, успела добраться до своего лука. Тавартэр не раз шутливо препирался с командиршей, предлагая бросить свой маломощный зефар и перейти, наконец, на последнюю новинку гномов – стальной химдиль.

Но Энедика всегда попадала в цель, независимо от марки лука.

Сидх застегнул пояс и переступил с ноги с ногу. Партизан решил проверить, а не сидит ли кто под телегой. Он не был в этом уверен, иначе не полез бы в пыль и грязь, а сразу ударил бы своей Чи. Но Ежу не хотелось тратить свою магическую энергию зазря.

Равенн ждал, пока перед ним покажутся глаза сидха. После этого мандречену предстояло двигаться очень быстро. В щели между днищем телеги и дорогой появилось плечо, подбородок….

Дальше события развивались стремительно.

Меч со свистом вышел из ножен. Равенн ухватился за тупую нижнюю треть клинка обеими руками и воткнул его в живот сидха, как копье. Сопротивление оказалось неожиданно сильным, на какой-то бесконечно долгий миг наемнику показалось, что он слышит серебряный звон мифрила – на Еже могла оказаться кольчуга. Но нет. Причина заминки была в том, что дешевый клинок из мягкой стали затупился после последней стычки в эреборском трактире. Равенн собирался направить края клинка сегодня вечером.

Кровь потекла по мечу. Из левого угла рта сидха тоже показалась тонкая струйка крови. Равенн нажал еще раз и услышал хруст ломаемого позвоночника. Наемник уперся рукой в край телеги и рванул меч на себя, выдирая его из тела. Клинок уже был весь мокрый, и рука Равенна чуть не соскользнула. Сидх ударился головой о борт повозки. Безвольное тело осело назад, открыв наемнику путь. Мандречен перехватил меч за рукоять и выскочил из-под телеги.

Равенн вырос среди бесконечных лугов Великого Междуречья. После этого наемник повидал и выжженную солнцем сюркистанскую степь, и мрачную Стену Мира. Самое угнетающее впечатление на него произвели непроходимые леса восточного Нудайдола. Другими словами, воин никогда не любил лес, и лес платил ему тем же. Но сейчас молодые дубки за обочиной дороги казались мандречену самым красивым и желанным зрелищем в мире, потому что они означали жизнь.

Равенн не глядя рубанул по ноге толстяку с мешком зерна на плечах – сидх стоял к нему спиной. Но когда он с воем упал на колени, оказалось, что за ним стоит еще один Еж. В одной руке он уже держал лук, а второй тянулся за стрелой в заплечный колчан. Меч наемника перерубил руку партизана чуть выше локтя, когда между его пальцами и черно-белым оперением стрелы оставалось не больше дюйма. Из разорванного рукава брызнула кровь, полетели белые осколки костей и розовые сухожилия. Еж упал на колени и только тогда заорал, глядя на остатки руки. Равенн крутанул меч в руке, прицеливаясь снести голову сидху, но тут краем глаза заметил еще трех партизан с другой стороны повозок. Один из них смотрел на мандречена, раскрыв от ужаса рот, а вот двое других уже вытаскивали из чехлов луки.

Наемник бросился бежать.

Паршивец, которого он в спешке не прикончил, всадил Равенну стрелу в ногу. И как он сумел? Десять аршин, которые отделяли мандречена от края Старого Тракта, превратились для воина в десять верст. Наемник волочил ногу, стрела шевелилась в мышцах при каждом движении, окатывая его болью, от которой темнело в глазах.

Равенн услышал тихий свист и понял, что дубков он не достигнет уже никогда. Он повернулся. Он желал не столько встретить смерть лицом в лицу, сколько умереть быстро и без мучений. Наемник был наслышан о любимой забаве Ежей – утыкать стрелами тело жертвы так, чтобы она превратилась в огромного ежа. Но надеялся, что партизаны слишком напуганы его неожиданным появлением и слишком разозлены криками товарищей, чтобы сыграть с ним в эту игру.

Первая стрела пробила Равенну грудь, вторая вошла в живот. Наемник согнулся, но устоял, моля Ящера об одной-единственной стреле в собственном глазу.